– Я поняла, – перебиваю я. – Что вы хотели узнать?

– Вы слышали что-нибудь ночью?

– Нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что ж… Хорошо.

Он что, не верит мне? Игорю верит, а мне нет?

– Записи камер наблюдения уничтожены, соседи и консьерж ничего не видели и не слышали, – перечисляет он. – Кто-то хорошо постарался, чтобы подложить вам такую св… Гхм… Чтобы подложить вам труп.

– И? – тороплю я его.

– Вы подозреваете кого-нибудь, кроме вашего покойного сводного брата?

Бросаю насмешливый взгляд на Игоря. Не смог удержаться, чтобы не растрепать всем? Если бы я хотела, чтобы моя история стала достоянием общественности, я бы рассказала ее по телевизору.

– Кроме моего покойного сводного брата я никого не подозреваю, – лгу я.

– Мы проверили, – как будто разговаривает с душевнобольной, успокаивает меня Серега. – В том взрыве действительно погиб именно Золотов Максим Николаевич.

– И как вы это проверили?

– Анализ ДНК, знаете ли, творит чудеса, – старший следователь, похоже, раздражается.

– С чем вы сравнивали? – не успокаиваюсь я. – Или те, кто проводил этот анализ десять лет назад.

– Валерия…

– Нет, я хочу знать, – я придвигаюсь к нему. – Десять лет назад за неполный месяц я потеряла отца, мачеху и сводного брата. Все, что я говорила тогда, такие как вы – служители порядка, называли бредом сошедшей с ума девчонки. От меня отмахивались и, если бы не Арсений Иванович… Тот, который лежит мертвым в соседней комнате, я напомню. Так вот, если бы не он, ваши коллеги упекли бы меня в сумасшедший дом. Потом я решила, что действительно была не в себе в то время, но опять же! Моего психолога убили! Поэтому я хочу знать правду хотя бы сейчас.

– Вы все сказали? – хмыкает старший следователь Сергей.

– Все.

– Так вот и я вам скажу, – он тоже приближает ко мне лицо. – Ваш брат мертв. И глядя на вас сейчас, я понимаю коллег, работающих с вами десять лет назад. А сравнивали мы с ДНК его матери, Золотовой Марины Филипповны. И совпадение было максимальным. В том, что она мертва, вы не сомневаетесь?

Он резко поднимается и спешит к другим сотрудникам, а я просто сижу и хлопаю ресницами, как маленькая обманутая девочка.

Макс был настоящим сыном тети Марины? Но зачем они лгали? Зачем говорили, что он детдомовский? Ничего не понимаю…

Я жалобно смотрю на Игоря, который так и стоит неподалеку, настороженно глядя на меня.

– Что происходит?

– Я не знаю, Лер. Не знаю, – качает головой Гордеев. – Но мы разберемся. Хорошо?

Я киваю, но уже не верю никому. Мне нужна независимая оценка. Независимая экспертиза. И я знаю, где это получить.

Когда все уходят, и мы с Игорем остаемся одни, я понимаю, что больше не могу находиться в этой квартире. Теперь я не доверяю своим замкам, не ощущаю безопасности в своих стенах. За каждым углом мне мерещится притаившийся убийца. И чем больше кошмаров происходит в этой истории, тем меньше я уверена в том, что это дело рук Макса. Возможно, я слишком романтична, но все же мне кажется, что он бы так со мной не поступил. Несмотря на все то, что произошло между нами.

– Игорь, мне нужно съездить по делам, – говорю я словно бы невзначай, выливая остатки своего кофе в раковину.

– Хорошо, поедем.

Напряжение прожигает мне спину. Я уже не верю Гордееву и корю себя за то, что так быстро подпустила к себе этого человека. В голове роятся мысли одна другой нелепее, но я уже не могу от них избавиться. Не знаю, мог ли Макс подбросить мне тело Арсения Ивановича, но отчего-то я практически уверена, что записка точно его рук дело. И о ком шла речь в ней? Логично подумать, что о самом мертвом психотерапевте. Если бы он рассказал что-то обо мне, то это, пожалуй, можно было бы назвать предательством. Но что, если речь идет о ком-то другом? Что, если эта записка не констатация факта того, что Арсений Иванович меня предал, а предупреждение? О ком меня может предупреждать преследователь? Ответ напрашивается сам собой.

В то же время нельзя исключать другую вероятность. Сталкер мог почувствовать в Гордееве опасность. А если так, то он вполне может попытаться посеять в мою голову сомнения. И, надо признать, ему это удалось. Я уверена, что Игорь не мог спать настолько крепко, чтобы не проснуться. И если все же не он провернул такое с трупом, то вывод очевиден – его не было в квартире. И где же он был? Почему уходил тайно и до сих пор молчит? Ему предпочтительнее выглядеть в моих глазах плохим специалистом, чем признаться в том, куда и зачем отлучался? Но, опять же, если вернуться к записке, предательство – это что-то личное, что-то важное. Я не могу сказать, что с Игорем меня связывают отношения именно такого уровня, когда уместно говорить о возможном предательстве.

И вот тут в голову лезет самая ранящая из версий. Как бы я мысленно не уговаривала себя, она забирается в мою душу, разрывается внутри осколочным снарядом, убивает и мучит. Я думаю, мог ли текст записки касаться Макса. Мог ли преследователь иметь в виду его предательство? Мог ли Макс меня предать? Все эти годы я с легкостью верила в то, что он убийца, не сомневалась в том, что он меня преследует, но сама мысль о том, что он может быть тем самым предателем, причиняет буквально физическую боль. Ужасную, почти такую же яркую, как и та, что терзала меня десять лет назад.

– Нет, – оборачиваясь, с трудом выныривая из своих размышлений, смотрю на него. Понимаю, что он видит меня насквозь, но продолжаю делать вид, что ничего не происходит. – Я должна поехать одна.

– Куда? – Гордеев скрещивает на груди руки, мгновенно возвращая на лицо свою насмешливую маску.

Да, очевидно, напряжение присутствует не только с моей стороны.

– К другу.

– К какому?

– Игорь, это допрос?

– Возможно, – пожимает плечами он, вызывая во мне бурю раздражения.

– Иди к черту, – советую я и направляюсь в коридор. – Ключи на тумбочке. Закроешь.

– На случку спешишь? – он идет следом, плюясь ядом в мою спину. – Правильно. Секс – лучшее средство от стресса.

– Ты отвратителен, – кривлюсь я. – Моя интимная жизнь тебя не касается.

Возможно, его злит мое недоверие или он боится потерять высокооплачиваемый заказ, поэтому ведет себя, как полнейший идиот. Я почти уверена, что оба варианта недалеки от истины. Но это все не дает ему права так со мной говорить.

– Надеюсь, там ты не найдешь очередной труп, – летит мне вслед.

Это уже за гранью.

– Гордеев, наш договор расторгнут, – резко разворачиваюсь к нему я. – А сейчас возьми свои вещи и выметайся из моей квартиры!

– Ты уверена?