Игорь сверкает глазами так яростно, что, если бы я не была так же зла, я бы испугалась.

– Как никогда.

– Громкие слова, – хмыкает он. – А ты дура.

– Тебе было бы удобно, если бы это было действительно так, верно? – делаю шаг к нему. – Тянул бы из дуры деньги и рассказывал, что только твое плечо меня поддерживает.

– У тебя паранойя. Лечиться нам надо на соседних койках, супер-психолог, – он так откровенно издевается, что мне хочется его ударить.

– Убирайся!

– Уберусь, чтобы не мешать тебе мастурбировать на мертвого братца!

Я толкаю Игоря так сильно, как только могу. Бью куда не попадя: в лицо, грудь, по рукам, которыми он закрывается от моих ударов. Я ненавижу его сейчас. Ненавижу настолько сильно, что могла бы убить, если бы хватило сил. В какой-то момент он перехватывает мою руку, заводит за спину так, что мне становится больно, и я шиплю, как разъяренная кошка. Второй рукой Гордеев за шею притягивает меня к себе, заставляет уткнуться лбом в его лоб. Залепляю ему пощечину свободной рукой, за ней еще одну, и еще.

…Игорь целует резко. Пальцем надавливает на челюсть, приоткрывая мой рот, врываясь языком глубоко и яростно, воспламеняя яркий факел где-то внутри меня. Я вырываюсь, конвульсивно дергаясь, с ужасом осознавая, что еще немного и моя крепость падет под напором мужчины. Такое давно забытое чувство. Такая сумасшедшая страсть, пробуждающая во мне кошачью чувственность, поднимающая во мне бунт так опасно граничащий с покорностью.

Я уже чувствовала это. Конечно, я чувствовала это! Именно так ярко, именно так болезненно горячо. Именно так сладко и унизительно одновременно.

От прорезавшей мозг мысли я дергаюсь в сторону. Мое движение такое неожиданное для нас обоих, что Гордеев отпускает. Дышит тяжело, зеленые глаза горят. Он делает шаг ко мне, но я выставляю руки вперед.

– Нет!

– Дура, – бросает Игорь и вихрем проносится мимо меня.

Я слышу, как звенит замок на кожаной куртке, которую он в ярости сдергивает с вешалки. Дверь хлопает так, что дрожит зеркало на стене. А я сползаю на пол, подтягивая колени к груди.

– Нет, – качаю головой. – Не может быть… Не может… Я схожу с ума.

Почти 11 лет назад

Он пах моим пленом. Да, именно так. Сладким пленом, любимой тюрьмой, жарким огнем, который готов был вот-вот сжечь меня. И хоть я знала, что погибну в этом пламени, я не просила пощады. Наоборот, умоляла его быть ко мне ближе.

Я прочитала много книг, в которых говорилось, что любовь – это свобода. Что она дает крылья, учит людей летать, мечтать, справляться с трудностями, жить… Моя любовь была другой. Она была не из тех, что можно охарактеризовать фразой «С тобой я буду жить счастливо», она была такой, которую можно описать лишь так: «Без тебя я сдохну». Когда Макс выходил из комнаты, мне становилось нечем дышать. Словно он забирал с собой весь кислород. Я хватала ртом воздух и никак не могла вздохнуть, легкие как будто были закупорены. И каждый раз, когда он входил, он дарил мне жизнь, дарил мне меня.

Шли седьмые сутки моего счастливого помутнения. За это время мы с Максом разлучались всего однажды. Он уезжал по работе на несколько часов, а когда вернулся, застал меня мечущейся диким зверем по его спальне. Я боялась того, что все это мне привиделось, что он зайдет, увидит меня в таком состоянии, криво улыбнется и скажет что-нибудь жестокое, от чего я моментально высохну, превращусь в соляной столб. Именно этот страх Макс увидел в моих глазах, когда вернулся. Он целовал мое лицо, успокаивал, говорил, что никогда не оставит, что всегда будет рядом…

В тот день мы лежали прямо на теплом полу. Обнаженные и уставшие, умиротворенные и счастливые. Зима вовсю вступила в свои права, хотя некоторые дни все еще одалживала поздней осени. За окном мелькали крохотные снежинки, напоминая о приближении нового года.

– Мы скажем им? – я вырисовывала пальцем узоры на животе Макса, завороженно наблюдая, как вздымается его грудь от каждого вздоха.

– Конечно, – он поцеловал меня в макушку и убрал прядь светлых волос, упавших на лицо. – Но не сейчас, ладно? Пусть поженятся спокойно.

– Ты думаешь, они будут очень волноваться? – я приподнялась на локте и заглянула в его лицо.

– А ты так не думаешь? – усмехнулся Макс.

– Не знаю…

– Ты любишь меня? – он так часто задавал этот вопрос и ни разу не сказал ничего подобного сам.

– Ты знаешь.

– Скажи еще раз, – попросил он.

– Я люблю тебя, – потянулась к его губам.

Звонок домашнего телефона заставил меня подскочить. Вдруг это отец? Что он скажет, если поймет все про нас с Максом?

– Да?

– Здравствуйте, – скучающий мужской голос откашлялся на том конце провода. – Валерия?

– Да, – удивленно подтвердила я.

Кому и что могло от меня понадобиться?

– Вас беспокоит старший следователь убойного отдела Васильев Виктор Федорович.

Сердце подскочило к горлу, жуткие картинки замелькали перед глазами, возвращая меня в сад семьи Соколенко.

– Разве дело Артема еще не закрыли?

– Я по другому вопросу, – сказал мужчина. – Вы можете подъехать в отделение?

Он получил мой утвердительный ответ, продиктовал адрес и повесил трубку, а я все продолжала смотреть на телефон. Что могло случиться? Что-то с отцом? С тетей Мариной? Если так, то, наверное, следователь сразу сказал бы мне. Или нет?

– Кто звонил? – Макс подошел неслышно, прижался ко мне голым телом, провел ладонью вниз от пупка, вызывая поток мурашек по моей коже.

– Следователь, – я откинула голову на его плечо, позволяя знающим меня наизусть рукам доставлять мне наслаждение. – Попросил приехать к ним.

– Что-то случилось? – его рука надавила на мое плечо, от чего я подалась вперед.

– Наверное, – я прикрыла глаза от удовольствия, когда Макс завел обе мои руки за спину, сжав запястья длинными пальцами крепче любых наручников. – Не думаю… что он просто… хочет спросить, как мои дела.

– Ниже, – скомандовал он, и я подчинилась, распластавшись на узком интерьерном столе. – Когда нужно быть?

– Сегодня, – резкое движение, и я застонала, выгибаясь.

– Подождет, – сквозь зубы выдохнул Макс.

По нужному адресу мы приехали ближе к вечеру, и втайне я надеялась, что Васильева Виктора Федоровича не окажется на месте. Глупо, конечно, ведь такой исход означал бы только то, что мне придется ехать сюда еще раз.

Здание было мрачным и именно таким, какие мой отец называл совдеповскими. Не очень понимала этот термин, но все «совдеповское» узнавала безошибочно. В помещение вели жуткие деревянные двери, со всех сторон обвешанные досками с фотографиями разыскиваемых преступников. Жуткое зрелище. Дежурный подозрительно окинул нас взглядом, позвонил по телефону и, после долгих угуканий в трубку, наконец, нас пропустил.