– Я ж забыл совсем! Приходил к тебе человек, очень огорчался, что уехала. Спрашивал, когда будешь, я и доложил, как ты велела, что вернёшься дня через два-три. Но не наш человек, не кирилловский, и даже не с правого берега.

– Не назвался?

– Нет, просто сказал, что ещё придёт.

– А выглядел как?

– Такой… – Иван Ксенофонтович покрутил в воздухе пальцами. – Серый. В костюме, при галстуке, стрижка модная, и всё будто пылью присыпано. Вот знаешь, на кого похож? – оживился он вдруг. – Помнишь, в прошлом году председатель городского совета у нас сменился, после того как проворовался? Вот один в один тот председатель!

Не стала напоминать соседу, что и живу-то здесь всего два месяца, и никак не могу знать, как именно выглядел проворовавшийся чиновник. Но память Агнии Николаевны проснулась и подсунула мне картинку плюгавого господинчика в сером.

Я совершенно точно никогда в жизни его не видела.

В холодильнике было пусто.

То есть, конечно, мне одной я бы соорудила обед из того, что есть. Но было у меня подозрение, переходящее в уверенность, что Егоров и его товарищи захотят есть. А когда это случится, они сунут нос в одно из тех кафе, что наличествуют в центре левобережной части города. А уж когда сунут, тут-то он и вспомнит борщ, съеденный на моей кухне.

То есть, получается, надо готовить еду на пятерых взрослых мужчин.

Обо всём этом я размышляла, а руки тем временем делали привычную работу: чистили картошку, резали лук и морковку, доставали из морозилки замороженный бульон, горошек и шпинат… Сбегав в огород, я нарвала щавеля и нашла в кустах несколько стеблей молодой крапивы.

Когда в мою дверь постучали, зелёные щи были уже готовы, картошка и горошек ждали момента, чтобы отправиться в кипяток, а свиные отбивные (ах, как кстати мне попался на дороге мясной магазинчик!) были натёрты чесноком, свежемолотым перцем и солью.

На пороге стоял Егоров. Один Егоров, без команды, и вид у него был… странный.

– Проходи, – сказала я, отступая на полшага.

– Стася, тут такое дело…

– Какое?

– Ну… В общем, мы нашли этого твоего пса.

– Сиринг? Он не мой, – автоматически уточнила я. – Он Сотникова.

– Дело в том, что он жив, хотя и наполовину выпит. Можно, мы его сюда определим, на время? Хоть в сарайчик? К хозяину нельзя пока, надо всё проверить…

– Господи, да конечно! Вон, в гостиную пусть пока несут, сейчас постелю.

Метнувшись в кладовую, я откопала старое ватное одеяло и протёршуюся льняную скатерть, постелила всё это на пол в гостиной и отошла в сторону.

Красавец-мастиф выглядел жалко. Его роскошная львиная грива поредела, как бакенбарды старого ловеласа, взгляд был тоскливый и недоумевающий, почти по-человечески. Четверо молодых мужчин, внесшие пса на брезенте, осторожно переложили его на приготовленное мною место.

– Ребята, идёмте, вы пообедаете, – сказала я. – Сиринга можно покормить?

– Не представляю себе, – честно ответил майор. – Просто не было до сих пор таких случаев, чтобы кто-то отбился от жруна.

Кто-то из оперативников кашлянул, но Егоров только рукой махнул:

– Нет, Серёжа, тут всё можно говорить. Анастасия Александровна в деле с самого начала, она и обнаружила проведение ритуала.

– Как прикажете, – коротко ответил тот.

– Тогда идёмте обедать, а псу я дам картошки с мясом. Прости, Сиринг, элитного корма у меня не водится…

– Вуф, – ответил мастиф, и я расценила это как согласие.

– Сергей, пока останься с собакой. Ринат поест и сменит тебя. – распорядился майор.

– Так точно, – отрапортовали оба.

Размяв несколько картошин, я залила их холодным кислым молоком, чтобы быстрее остыло, и сверху порезала кусок говядины, предназначенной для завтрашнего супа. Да чёрт с ним, с супом, обойдусь!

Как же это Сирингу удалось выжить?

Этот вопрос я и задала Егорову, пока мы все ели зелёные щи. Майор лишь пожал плечами, а ответил мне Ринат, невысокий жилистый брюнет, двигавшийся как танцор.

– Слишком он большой, мы так думаем. Жрун пожадничал и не справился.

– А он не мог внедриться в разум Сиринга?

– Нет. Эти твари подселяются только к человеку. Именно подселяются, захватывают сознание и руководят действиями, но полностью хозяина не вытесняют. Реципиент вроде бы ведёт себя как обычно, но только до команды от кукловода.

– И это можно как-то определить визуально?

– Почти невозможно, – Ринат покачал головой, потом посмотрел на добавочную отбивную в сковородке и быстро-быстро кивнул несколько раз.

Вышло забавно; я улыбнулась и положила ему добавку, потом посмотрела на опустевшие тарелки у всех остальных, оделила каждого и снова села на место.

Ринат поблагодарил. Забрал тарелку и ушёл в гостиную, сменить напарника.

– Так всё-таки вы сказали «почти» – повторила я настойчиво. – Как можно определить, к кому подселился жрун?

– Мы сами этого не видели, – осторожно ответил Егоров. – Но по архивным записям, определить можно по глазам. Вне зависимости от природного цвета радужки они становятся блекло-голубыми и мутными.

После обеда ребята сами вымыли посуду, даже сковороду, чем безмерно меня порадовали. Потом майор сказал:

– Так, Ринат, ты остаёшься здесь, охраняешь собаку и Анастасию. Мы чистим место ритуала, место нахождения собаки и пытаемся отследить тварь.

– Това-арищ майор… – тоскливо протянул Ринат.

– Прошло три дня, – спросила я, когда за группой закрылась дверь. – Как Сиринг смог выжить?

– Не представляю себе, – покачал головой мужчина. – Ослабленный, без еды…

– А где вы его нашли?

– Да рядом тут, за оврагом речка маленькая впадает в Волгу…

– Заячий ручей, – кивнула я.

– Вот на берегу он и лежал, передними лапами в воде. Возможно, кстати говоря, помогла близость текущей воды…

– Понятно… – Я села в кресло, наклонилась, потрепала пса по голове; он лизнул мне руку. – Что, опять есть хочешь? Прости, Сиринг, нельзя пока, желудок не справится. Часа через два кашу тебе сварю…

Молчать с Ринатом было удобно; он читал что-то в планшете, поглядывая то на меня, то на заснувшего мастифа, я думала о своём. Потом посмотрела на часы: время близилось к семи вечера, группа отсутствовала уже почти три часа.

– Между прочим, у вас на ужин тоже будет каша, – сказала, поднимаясь. – Пойду её варить, не скучайте тут.

– Я и не скучаю, – он глянул на меня с недоумением. – У меня экзамен через две недели, заниматься надо.