качестве нового дома для братьев Тюдоров. В тот момент, когда Эдмунд и Джаспер оказались на попечении его сестры, Саффолк постепенно превращался в центральную фигуру в правительстве молодого Генриха VI. Именно от него в ближайшее десятилетие будет зависеть любое важное политическое решение.

Благодаря этим связям сыновья Оуэна Тюдора прожили следующие пять лет в Баркинге в мире и спокойствии, в то время как их отец боролся за то, чтобы выбраться из тюрьмы. Их кровное родство с королем официально признают более чем через десять лет, и тогда же они займут важное положение при дворе. Пока же английская политика вращалась вокруг их подрастающего единоутробного брата Генриха VI, что приведет к катастрофическим последствиям, которых тогда никто предвидеть не мог.

Часть II

Быть королем

1437–1455

Так пришло одно горе за другим и смерть за смертью…

Хроника Брута[100]

«Его светлость, мой лорд Саффолк»

Король Генрих VI рос под чудовищным давлением ожиданий. В этом не было его личной заслуги, однако он стал первым королем из династии Плантагенетов, достигшим того, к чему до него стремились многие: он носил корону Англии и Франции[101]. Его отец был знаменитостью в христианском мире, героем-завоевателем, которому покровительствовал Всевышний. Английские пропагандисты считали, что он «мог встать рядом с Девятью Достойными», и даже враги признавали его образцом мудрости, мужественности и отваги[102]. Генрих долго пробыл малолетним монархом, и за это время слава его отца взмыла до небес. В 1436 году венецианский поэт и ученый Тито Ливио Фруловизи получил заказ на посмертную биографию Генриха V «Vita Henrici Quinti». Патроном Фруловизи был Хамфри, герцог Глостер, который хотел, чтобы сочинение итальянца заставило шестнадцатилетнего Генриха VI восхищаться боевой доблестью отца. «Подражай этому богоподобному королю и своему отцу во всем, — писал Фруловизи, — добивайся мира и спокойствия для королевства теми же способами, что и он, будь отважным воином и усмиряй ваших общих врагов»[103]. От подростка, который вырос, ни разу не увидев отца и почти не встречаясь с кем-либо, требовали слишком многого — быть королем и править Англией.

Генрих выглядел как невинный юноша. Когда он стал взрослым, то был ростом пять футов и девять-десять дюймов. Даже в зрелые годы его лицо оставалось по-мальчишески круглым. У него был высокий лоб и изогнутые брови, большие широко расставленные глаза, длинный нос и маленький аккуратный рот, как у матери. На самом известном портрете XVI века, который, вероятно, является копией с прижизненного изображения, у как будто слегка удивленного Генриха гладкие полные щеки и округлый подбородок[104].

Похоже, Генрих был серьезным и рассудительным молодым человеком. Он, конечно же, получил хорошее образование и мог одинаково свободно читать и писать на английском и французском. На английской коронации, по словам присутствовавших, он окидывал собравшихся «печальным и мудрым» взглядом, как будто был намного старше их. Заезжие иностранцы описывали его как привлекательного молодого человека, наделенного королевским достоинством[105]. Поздней осенью 1432 года ему вот-вот должно было исполниться одиннадцать, и Генриху пришлось столкнуться с новыми обязанностями помазанного на царство правителя. 29 ноября Ричард Бошам, граф Уорик, личный наставник короля, ответственный за его воспитание и образование, на заседании королевского совета, согласно протоколам, сообщил, что король «возмужал годами и вырос, возросло и его самолюбие, он осознает силу королевской власти и высоту своего положения, что естественным образом заставляет его… все чаще роптать и противиться наказаниям»[106]. Уорик просил наделить его бóльшими полномочиями, чтобы король, пользуясь своей властью, не мог поквитаться с учителем, когда бывал раздосадован или возмущен происходившим на занятиях.

Но беспокоило Уорика не только это. На том же собрании он попросил совет наделить его властью, чтобы он мог держать «неподходящих и недобродетельных людей» подальше от его величества, а также запретить любому, кого «заподозрят в дурном влиянии и кому нет надобности или нужды, находиться рядом с королем». Совет согласился с тем, что за одиннадцатилетним мальчиком, который легко может попасть под дурное влияние, нужен глаз да глаз. Это был первый шаг в сторону затруднительного положения, которое с течением жизни Генриха будет только усугубляться: король так и останется впечатлительным, легко внушаемым и инфантильным и будет предпочитать, чтобы другие принимали решения за него. Некоторые вопросы его невероятно увлекали: он с жадностью поглощал хроники и сочинения по истории, всецело отдавался религиозным проектам, например, в 1442 году пытался добиться канонизации великого короля саксов Альфреда. Но более серьезные общественные и государственные дела Генрих мягко игнорировал, он был не в состоянии стоять во главе правительства или брать на себя ответственность за необходимые военные действия за границей. Сильным правителем он не был.

Самый живой словесный портрет Генриха VI ближе к концу жизни короля оставил его духовник, Джон Блакман[107]. Учитывая род занятий Блакмана, вполне понятно, что в своих воспоминаниях он воспевает простоту Генриха, его религиозный пыл и благочестие на протяжении всей жизни. Местами реальность в мемуарах намеренно искажена, чтобы показать набожность короля, умолчав о его развившейся с подростковых лет любви к роскошной одежде, драгоценностям, пышному убранству, королевским церемониям и зрелищам. «Всем известно, что с юности он всегда носил туфли и обувь с закругленными мысами, как у фермера, — писал Блакман, — также он обыкновенно, как простой горожанин, носил длинный плащ со свернутым капюшоном, камзол, который спускался ниже колен, целиком черные туфли и обувь, решительно противостоя причудливой моде». Это описание больше говорит о желании Блакмана преувеличить благочестие короля, в других же источниках есть множество упоминаний о том, с каким ослепительным блеском и великолепием Генрих одевался на официальные мероприятия.

Тем не менее бóльшая часть текста Блакмана не противоречит другим описаниям Генриха (в том числе критическим) — от упоминаний короля вскользь в официальных документах до злободневных брошюр, осуждавших английскую внешнюю политику, — которые появились в 1430-е годы, когда монарх немного подрос. Чем старше он становился, тем очевиднее было, насколько это безвольный и, более того, пустой человек. Казалось, его парализовало бездействие, когда речь шла о выполнении королевских обязанностей. Во время разговора Генрих будто не слушал собеседников и думал о чем-то своем. Сам он говорил просто и короткими предложениями и, казалось, государственным делам предпочитал изучение Священного Писания. Во время важных официальных мероприятий вместе с короной он надевал власяницу. Блакман пишет, что самое страшное ругательство, которое слетало с его губ, это «неужели, неужели», что он отчитывал тех, кто бранился рядом с ним, так как «сквернословы были ему омерзительны»[108]. В душе