совета пытались вынудить Генриха править самостоятельно, власть оказывалась то на стороне двора, то на стороне совета. И куда бы ни дул ветер, Саффолк следовал за ним.

Следует отметить, что для Саффолка происходящее не было только лишь захватом власти в собственных интересах. Граф, без сомнения, отличался амбициозностью, и позже он, не таясь, присвоил множество титулов и земель. Но Саффолк мог играть роль королевского кукловода только со всеобщего согласия других политиков из аристократии и прочих важных придворных, которые осознавали, что кому-то нужно из-за кулис координировать работу правительства, пока король не станет достаточно взрослым и зрелым. Саффолк был вездесущ, и это позволяло ему разными способами оказывать влияние на совершенно разные аспекты политики правительства и деятельности короля. Он же стоял за решением послать Эдмунда и Джаспера Тюдоров в аббатство Баркинг к своей сестре Екатерине де ла Поль в 1437 году. С годами он приобрел такое влияние, что стал одним из самых могущественных людей в Англии. Маргарет Пастон, старшая представительница восточно-английской семьи, прославившейся своей обширной перепиской, писала, что без благословения Саффолка никто в Англии не мог защитить свое имущество или радоваться жизни. По ее словам, «без его светлости, моего лорда Саффолка, так уж устроен мир, не будет тебе спокойной жизни»[117].

Тем не менее, пока Саффолк накапливал богатство и силы, пользовался значительной властью и тайно правил от имени нерешительного и бездеятельного короля, назревала опасная политическая ситуация. Захватить бразды правления хитростью — пусть и с самыми благородными намерениями — значило играть с огнем. С годами манипулировать инструментами королевского правления становились все более опасно. И вскоре проблемы, связанные с «его светлостью», дали о себе знать.

Дорогостоящий брак

Беспокойная толпа собралась на холме Блэкхит. Была пятница, 28 мая 1445 года, и обширный, поросший травой общественный участок земли на южном берегу Темзы, сразу вниз по течению за Саутуарком, заполнили видные лондонцы: мэр, городские старейшины, представители богатых ливрейных компаний[118], все бывшие лондонские шерифы и ансамбль менестрелей. Город почти весь год готовился к этому дню, и каждый более или менее значимый лондонец был одет в традиционный плащ цвета голубого летнего неба, с красным капюшоном и вышитой эмблемой, которая символизировала профессию владельца плаща. Внешний вид этих изысканных костюмов активно обсуждался в обществе и вызвал ожесточенные споры в городском совете в августе прошлого года. Потребовалась недюжинная политическая энергия, чтобы заставить членов городского совета сменить цвет шафрана на голубой. Но это были не просто мелкие дрязги. Было невероятно важно, чтобы самые видные горожане представляли город во всем своем великолепии, потому что собрались они для того, чтобы отпраздновать прибытие глубокоуважаемой гостьи[119].

Гостьей этой была Маргарита Анжуйская, пятнадцатилетняя дочь герцога Рене Анжуйского, знаменитого, но обедневшего аристократа из центральной Франции. Титулы Рене звучали как музыка: теоретически он был королем Сицилии и Иерусалима, но при этом также неудачливым воином без гроша в кармане и, пока его дочь была ребенком, либо сидел за решеткой, попав в плен к врагам, либо терпел поражения на Апеннинском полуострове. Это обстоятельство позволило женщинам из его семьи отчасти взять власть в свои руки и принимать политические решения от его имени. Тем не менее Рене был братом королевы Франции, а значит, Маргарита являлась племянницей короля. И пусть ее отец был почти нищим, но в жилах юной девушки текла голубая кровь, а у ее семьи имелись хорошие связи. Маргарита прибыла в Англию, чтобы исполнить свое политическое предназначение: ей предстояло стать супругой Генриха VI и королевой-консортом.

Идея брака Маргариты и Генриха принадлежала Саффолку. Отец девушки был так беден, что она шла под венец с жалким приданым: с ничтожной суммой в двадцать тысяч франков и пустыми обещаниями, что однажды английский король унаследует право Рене на корону Майорки. Но брак Генриха с племянницей французского короля убивал сразу двух зайцев покрупнее: Англия достигала дипломатического и военного перемирия во французских войнах, а Генрих и Маргарита могли продлить иссякшую королевскую династию.

С момента смерти Бедфорда в 1435 году в английской политике во Франции все шло наперекосяк. Голод, вызванный неурожаями в Англии и Нормандии в 1437–1440 годах, истощил королевство по обе стороны Ла-Манша, корона погрязла в долгах и задерживала выплаты военачальникам и войскам. По парламенту прокатывался гул недовольства, когда требовалось одобрить новые налоги, которые шли на бесконечную войну. Генриха с момента его французской коронации больше не пытались привезти во Францию в качестве главнокомандующего армией (король также ни разу не был ни в Шотландии, ни в Ирландии). Его соперник, Карл VII, тоже избегал лично вести войско в бой, но он хотя бы оставался решительным стратегом, чего нельзя было сказать о его племяннике. В начале 1440-х годов бóльшую часть энергии Генрих VI направлял на поддержку Итонского колледжа — средней школы, посвященной Деве Марии. Король, склонившись, сидел над архитектурными чертежами здания и собственноручно делал пометки. Одновременно он пожертвовал средства на основание Кингс-колледжа в Кембридже, большого и роскошного высшего учебного заведения, которое было создано для «бедных и нуждающихся учащихся». Немногих королей из династии Плантагенетов доступное образование волновало так же, как Генриха VI. И почти никто из монархов не отличался таким же отсутствием интереса к военному делу. В итоге в условиях политической многоголосицы несколько сильных лидеров в правительстве предпринимали запутанные, противоречащие друг другу и контрпродуктивные меры.

В 1440 году кардинал Бофорт лишил Англию одного из важнейших дипломатических преимуществ, освободив герцога Орлеанского, захваченного в плен в битве при Азенкуре в 1415 году. Герцог провел в английских замках около двадцати пяти лет, сочиняя баллады. Его перу принадлежит первое сохранившееся стихотворение ко Дню святого Валентина: «Je suis déjà d'amour tanné / Ma très douce Valentinée…» («Я уже устал от любви, моя самая милая»). Освобождение герцога Орлеанского привело Хамфри, герцога Глостера, который всегда выступал за массированное наступление во Франции, в ярость. Он посчитал это оскорблением памяти Генриха V, о чем во всеуслышание и заявил, еще не зная, что вскоре будет вынужден обратить внимание на события, происходящие на родине.

В 1441 году разразился скандал, связанный со второй женой герцога Элеонорой Кобэм, энергичной молодой фрейлиной, из-за которой он в 1428 году оставил первую жену, Якобу Баварскую, бездетный брак с которой был аннулирован папой римским. Учитывая сравнительно низкий социальный статус Элеоноры, брак был заключен при спорных обстоятельствах. Но она оказалась достойной, просвещенной хозяйкой роскошного ренессансного двора, при котором жили поэты, музыканты и драматурги и который они с мужем содержали в своем имении в Гринвиче.

Смерть Бедфорда означала, что герцог Глостер стал возможным наследником, а Элеонора могла стать следующей королевой. Эта волнующая мысль не давала ей покоя, и она начала советоваться с астрологами и колдунами, которые