Каким бы многочисленным ни было их окружение, ни хомяки, ни пингвины не формируют сообществ. И какими бы широко распространенными ни были такие подвиги памяти, жизнь в сообществе – совсем другое дело, поскольку для этого необходимо знать каждого или, по крайней мере, знать всех остальных членов сообщества на минимальном уровне. Но каков этот минимум?

Биологи, изучающие проблему распознавания и взаимоотношений, сосредоточиваются на самых сильных связях в сообществе: на тех особях, которые знают друг друга лучше всего, и их взаимодействии. Однако вследствие этого, казалось бы, разумного выбора пренебрегают столь же захватывающей областью исследований: вопросом о том, как много действительно знают друг о друге особи, которые взаимодействуют в сообществе меньше всего. Возможно, два члена сообщества, которые по воле случая никогда не встречались, не знают о существовании друг друга. Отсутствие контакта также может быть признаком безразличия, презрения или неспособности установить взаимоотношения потому, что они вращаются в разных социальных кругах. Возможно, эти двое не обращают внимания или избегают друг друга, исходя из стратегических соображений, а может быть (как в случае с сидящим в кофейне человеком, которого вы видели сотни раз), они так и не подошли, чтобы познакомиться, потому что им времени не хватает.

Может быть, все еще проще. Вы можете вообще не знать человека, который пьет свой кофе, но по-прежнему подсознательно фиксируете его присутствие. Возможно, вам покажется знакомой следующая ситуация. Однажды я почувствовал: что-то изменилось в моем любимом кафе. Через какое-то время я осознал, что исчез постоянный покупатель, человек, которого я, хоть убей, не смог бы описать в деталях, даже если бы должен был это сделать. Когда мы, остановившись на секунду, воспринимаем кого-то (например, покупателя в кофейне) как личность, говорят, что мы индивидуализируем этого человека – представляем как некоего Тома, Дика или Джейн. Люди и, вероятно, многие животные не могут индивидуализировать каждого. Мы храним наши знания о многих других в виде схемы, зачастую на подсознательном уровне.

Проведем мысленный эксперимент. Предположим, что люди связаны со всеми исключительно схематичным образом. Ученый сказал бы, что мы привыкаем к отличительным особенностям каждого индивида. То есть наше подсознание фиксирует его или ее индивидуальные черты, в то время как мы перестаем воспринимать эти черты осознанно, «отключаемся», подобно тому как мы поступаем с уличным шумом, на который не обращаем внимания до тех пор, пока он не стихнет. Вид по-прежнему мог бы формировать общества путем индивидуального распознавания на таком подсознательном уровне, не заботясь ни об одном индивидууме, но каким странным и безличным стал бы мир!

Несмотря на подобную возможность, я полагаю, что у большинства позвоночных сообщества достаточно малы, чтобы животные знали о других членах сообщества, и не просто в минимальном объеме (подобно моим расплывчатым представлениям о том покупателе в кафе), а действительно очень хорошо, независимо от того, обращают ли животные внимание на других постоянно или часто с ними взаимодействуют[108].

Требования к памяти

Члены стада павианов или зеленых мартышек остаются достаточно близко друг к другу, чтобы встречаться каждый день, если не каждые несколько минут. Постоянные столкновения с одними и теми же знакомыми лицами должны превратить индивидуальное распознавание в легкую задачу. Тем не менее, поскольку с глаз долой – из сердца вон, а некоторые животные в сообществах со слиянием-разделением могут какое-то время находиться вдалеке от своих товарищей, вспоминание иногда может стать проблемой. Например, может пройти несколько месяцев с момента встречи, прежде чем биологи, наблюдающие за шимпанзе, смогут в следующий раз увидеть некоторых пугливых особей. Часто это бывают самки, которых бьют; они являются членами сообщества, но держатся уединенно в укромных уголках на территории сообщества. Почти наверняка другие шимпанзе тоже видят таких одиночек только изредка и через большие промежутки времени[109]. Совершенно очевидно, что шимпанзе нужна хорошая память.

Антропологи говорят, что нашему виду «не требуется постоянная пространственная близость», потому что мы не только помним других, но также сохраняем взаимоотношения с людьми, которых не видим в течение долгих периодов времени (и даже поддерживаем отношения с помощью посредников – друзей наших друзей и т. п.). Для нас доверие легко восстановить и так же легко вновь разжечь подозрения[110]. Такое «избавление» свойственно и другим млекопитающим, и члены сообщества мирно воссоединяются после продолжительного отсутствия. Существует множество данных о животных, которые узнают других, несмотря на произошедшие с возрастом изменения, и возобновляют отношения без промедления. Биолог Боб Ингерсолл вспоминал о своем посещении шимпанзе, которая не видела его больше 30 лет: «Сначала она действительно не узнала меня, а я – ее. Потом я спросил: “Мона, это ты?” И она сразу же показала мне знаками: “Боб. Обнимаю обнимаю обнимаю”»[111].

Воспоминания не всегда хранятся так долго. Лошади не вспоминают собственное потомство после полутора лет разлуки. К тому времени жеребенок или молодая кобыла уже будут связаны с сообществом – собственным табуном[112]. Возможно, у тех видов, в которых животные постоянно покидают сообщества, хорошая память была бы тратой умственной энергии и бременем.

Запросы к памяти требуют встраивания информации об особи в банк памяти других. В сообществе с индивидуальным распознаванием для того, чтобы тебя правильно идентифицировали, не говоря уже о том, чтобы идентифицировали как одного из группы, необходимо, чтобы тебя знали все. Присоединяющийся к сообществу чужак сталкивается с риском из-за своего первоначального статуса незнакомца: каждый, кто не узнает вновь прибывшего, может напасть. Как подчеркнул приматолог Ричард Рэнгем, для того чтобы обойти это препятствие, новичок, скорее всего, будет держаться рядом с теми, кто с ним уже познакомился, так что те животные, которые с ним еще не встречались, будут считать его принадлежащим сообществу: «друг нашего друга должен быть другом» или как минимум соплеменником.

Детеныши, родившиеся в сообществе, тоже не обходятся без таких же затруднений. Процесс превращения в знакомого начинается рано: мать отличает своего детеныша. Птицы различают своих птенцов к тому возрасту, когда может возникнуть путаница, например когда птенцы покидают гнездо и могут смешиваться с другими птенцами: так, у видов, образующих колонии, птицы могут отличить одного птенца от другого почти с момента вылупления[113]. Тем не менее, для того чтобы детеныш стал частью сообщества, не только мать, но и все остальные должны со временем научиться его идентифицировать. К счастью, сначала малыш безобиден, поэтому его игнорируют все, кроме матери. Проблемы начинаются, как только детеныш достигает возраста,