Он порылся в своем органайзере, достал визитную карточку и протянул Машке.

– Вот, звони. Это хозяин «жирной» турфирмы, скажешь, что от меня, он поможет. И все – иди! Чтобы я ноги твоей здесь не видел! – громыхнул напоследок академик.

Хозяин «жирной» фирмы помог, и вчера вечером Мария Владимировна прибыла в пансионат, надежно спрятанный от цивилизации в глубинах России и при этом демонстрирующий достижения той самой цивилизации, от которой удалось сбежать.

Пансионат и усадьба по соседству за высоченным забором.

Странное существо человек!

Старается убежать от людей, машин, грохота и суеты, ищет местечко тишайшее и чтобы никого-никого вокруг, дабы слиться с природой один на один, надышаться-раздышаться, подумать в неспешности. И тут же окапывается, окружает себя полным набором достижений цивилизации, комфорта и с непременным пультиком под рукой.

Хорошо! Выехал на природу, подальше от людей!

«Чего умничаешь? – одернула себя Машка. – Сама-то: «Мне что-нибудь глухое, поближе к природе и подальше от суеты, шума и по высшему разряду». Молчала бы уж! Небось на байдарках сплавляться не потащилась и в палаточку с костерком в чащобе непролазной и с рюкзачком по родным просторам не шастаешь. Сидишь вон в номере люкс, винцо потягиваешь, рассвет наблюдаешь!»

– И что тут у тебя происходит, Мария Владимировна? – спросила она себя в голос. – То детство вспоминаешь совсем некстати, то критике и философствованию предаешься. Сбрендила?

Устала.

И не понимала, что сильно устала. А сейчас вот просто почувствовала.

Такой многолетней, закаменевшей, чугунной усталостью.

И хотя развод оказался легким и как-то между делом, но пять лет не скомкаешь, как ненужную бумажку, и не выбросишь в мусорник. Но она уговаривала себя, что за эти годы сделала о-очень много и о-очень многого достигла, и можно сделать вид, что семейной жизни совсем как бы и не было – и тьфу на нее, небольшая ошибка в процессе работы.

Но тьфу не тьфу, а она себя винила, что не разобралась в людях, позволила унижать и помыкать собой и не спорила, лишь бы не трогали. Винила себя за то, что ни черта не видела и не замечала вокруг, кроме работы, и за испуг свой непомерный после папиной смерти.

Да за все винила!

И ей стыдно было перед самой собой и людьми, что так долго терпела и жила с чужим человеком. Весь месяц после развода она уговаривала себя:

«Забудь. Прости всех и себя в первую очередь и забудь!»

И она старалась, старалась отпустить, забыть: вон в медвежий угол с пятизвездочным – или черт его знает сколько на этом коньячном пансионате звезд – комфортом укатила.

Юра попыток поговорить не бросал – звонил с завидной настойчивостью и регулярностью, намекал на раскаяние и желание повиниться, Машка бросала трубку.

Кто-то засмеялся внизу у входа в корпус, Маша перегнулась через ажурную кованую решетку балкона, посмотрела.

Молодая парочка целовалась на выложенной камнем дорожке, ведущей в сторону пляжа.

Ну вот. Начался новый день.

Значит, так! Отдыхать будем активно! Плавание, длительные прогулки пешком, попробовать кататься на лошадях, на лодке обязательно, и… а «и» она придумает позже, по мере изучения предоставляемых услуг.

Все! Хватит лирики! Одеваться, собираться!

Давай, давай!

В расслабленной позе отдыхающего хищника Дмитрий Федорович лежал на удобном пляжном кресле-топчане в тени большого зонта на краю деревянных мостков, отгородившись от мира темными очками.

Отдыхал, попутно загорая.

Отдыхал – это так, относительно – на столике рядом с высоким запотевшим стаканом ледяного свежевыжатого сока лежали два сотовых и кожаная папка с документами, которые надо прочитать.

Отдыхать так, чтобы не думать о делах, не изучать документы, не разговаривать по телефону, он не очень-то умел.

Но в данный момент расслабился. Удалось.

Папка с документами ожидала, телефоны тоже, сок нагревался, а он смотрел сквозь стекла очков на левый берег, где выше по течению местные мальчишки ныряли с высокой толстой ветки ивы, выпростанной над рекой, как рука просящего.

Мальчишки были маленькие, не больше десяти лет, смеялись, ругались, перекрикивались громкими звенящими голосами и матерились, подчеркивая свое приобщение к «взрослости».

Обманчиво-неторопливые воды реки далеко разносили их голоса.

Река была широкой, глубокой, лениво текла себе, но имела припрятанную обманку в виде подводных быстрых и ледяных, никогда не прогревающихся узких лент течений и стремнин.

Одна из таких лент заворачивала из середины реки, изгибалась петлей, резко сворачивая к берегу, и так же резко уходила назад в глубину, на середину реки, как раз на том участке, который омывал его, Дмитрия Федоровича, пляж. Он попал как-то в эту петлю стремнины, когда плавал, осваивая личную территорию.

Сок нагревался, изморозь на стенках капельками скатывалась, образуя озерца вокруг дна стакана, папка ждала, а он смотрел на мальчишек, полуприкрыв глаза.

Девушку Надю вызывать из Москвы не пришлось.

На следующее утро после его приезда позвонил губернаторствующий начальник местных широт, настойчиво приглашая посетить сегодняшний званый ужин в честь не то чьего-то юбилея, не то врученной непонятно за что и кому награды.

– Вы же известный меценат и благодетель нашей области и, к прискорбию, так редко бываете в наших краях, а мы вас ждем, Дмитрий Федорович! Скучаем. А тут такая удача – вы на отдыхе, а у нас торжество! Приезжайте! Всенепременно приезжайте!

Он, конечно, и меценат, и благодетель, и многое еще чего прочего. С губернатором у них все давно договорено-оплачено, застолблено и подписано, и, рассылая друг другу улыбки тертых игроков в покер, они вполне мирно существуют, не деля берлоги.

Дмитрий Федорович дал себя поуговаривать ровно столько, чтобы не перегнуть, и ответствовал, что «всенепременно» будет.

В губернском городе N не то юбилей, не то вручение награды или то и другое одновременно отмечали на широкую ногу – с ломящимися столами, нужными встречами с нужными людьми, балетом, выписанной по случаю новомодной эстрадной группой, парочкой звездных певцов и апогеем в виде фейерверков и раздачей «скромных» подарков на память.

Среди приглашенного местного и московского бомонда обнаружилась барышня модельно-натренированной внешности, жена одного здешнего уважаемого и значимого бизнесмена, «к сожалению, в настоящий момент отсутствующего», находящегося в командировке в Европе.

Губернатор представил Диме жену бизнесмена самолично, подчеркнув тем самым статусность ее мужа.

Дамочка называлась Виолеттой, а по паспорту Викторией, находилась в чудесном возрасте двадцати четырех годов, была матерью двух сыновей, поблескивала все понимающим цинизмом в глазах, гармонирующим с блеском брильянтовой упаковки.