— Может, в кафе? — предложил Семен Семеныч.

Милославская вдруг вспомнила, что обед ей сегодня заменила чашка кофе, и будто только после этого она стала ощущать чувство голода. «Неизвестно, на сколько я в этой Багаевке осяду», — подумала она, без удовольствия представив себе имеющееся у нее в холодильнике, и сказала:

— Можно и в кафе.

— Кажется, выглядишь ты ничего, — привел Три Семерки дополнительный аргумент.

— Спасибо и на этом, — вздохнув, произнесла Яна и поднялась со своего места, — Я сейчас. Переоденусь только.

Через пять минут она уже стояла перед Руденко, благоухая ароматом дорогих духов.

— Потря-асно, — протянул он, с восхищенным видом обводя взглядом ее новый брючный костюм.

— Не надо, не надо! Слышали мы уже ваши комплименты! — шутливо отрезала Милославская.

— Как хочешь, — Три Семерки пожал плечами. — Я только вину загладить хотел…

Через пару минут приятели уже покинули дом гадалки и усаживались в автомобиль Руденко. Джемму на этот раз Яна решила с собой не брать, подумав, что, раз она сначала хочет посетить кафе, присутствие собаки создаст ей дополнительные хлопоты. О какой-либо опасности она сейчас не размышляла, потому что рядом был Семен Семеныч. Спросив его о планах на вечер и убедившись в их отсутствии, Милославская и вовсе подумала, что неплохо бы было, если б Три Семерки подбросил ее после кафе до Багаевки, а еще лучше — и назад домой. Озвучивать свое пожелание она пока не стала, решив дождаться, когда Руденко насытится и по-настоящему подобреет.

«Шестерка» Семена Семеныча привычно затарахтела, когда друзья тронулись с места. Машина была очень старой, повидавшей многое на своем веку, прошедшей, как говорится, огни и воды. Три Семерки старался не подвергать ее лишним «стрессам», так как их в ее «жизни» и без того хватало, и поехал вниз по ухабистой улице не спеша.

Несмотря на то, что машинешка иногда могла заглохнуть в самый неподходящий момент, Руденко очень ценил ее: все же лучше, чем на своих двоих или на общественном транспорте. Яна тоже уважала эту старушку, поскольку она часто принимала самое непосредственное участие в ее расследовании и, бывало, летала как ласточка.

Вскоре приятели сидели друг против друга за деревянным столиком бистро и с аппетитом поедали пиццу, которую Семен Семеныч пожелал заказать после порции пельменей. Яна, разделавшись со своим винегретом, тоже не могла устоять перед умопомрачительно пахнущей лепешкой.

— Сема, у меня к тебе деловое предложение, — вкрадчиво начала Милославская.

Руденко насторожился.

— Вот скажи, — серьезно продолжала гадалка, — хотел бы ты сказочно разнообразить сегодняшний пустой и скучный вечер?

— Хотел бы, — салфеткой утирая с усов кетчуп, заинтригованно ответил Три Семерки. — Ты что-нибудь предлагаешь?

— Предлагаю, Сема. Знаешь ли ты, что леность — тяжкий грех? — спросила Милославская, едва удерживаясь от смеха при виде выражения лица Руденко, уже видящего себя участником пирушки не без употребления его любимого портвейна.

— Зна-аю, — серьезно протянул Семен Семеныч, так и не понимая, к чему клонит его подруга.

— А если знаешь, — сказала Яна, — то ты должен этим вечером изменить своему дивану и не отказывать мне в моей просьбе. Подкинешь до Багаевки, Семен Семеныч?

— Фу ты ну ты! — воскликнул Руденко. — Никак я не привыкну к твоим шуткам дурацким! А я-то уж подумал…

Гадалка немного помолчала и тихо спросила:

— Ну так как?

— Эх, — Три Семерки тяжело вздохнул, прихватывая очередной кусок пиццы, — куда ж я от тебя денусь…

— Ты прелесть, Сема! — чмокнув кончики своих пальцев, воскликнула гадалка.

— Кто бы сомневался, — самовлюбленно пробормотал тот в ответ, утирая с усов капли кетчупа.

— Ну и глухомань, — заявил Руденко, осматриваясь.

— Почему же? Очень даже милое местечко, — возразила Яна, открывая дверцу автомобиля. — Та-ак, — задумчиво проговорила она, выйдя из машины и оглядывая близстоящие дома, — кажется, вон тот, — гадалка указала рукой несколько правее себя.

— Уверена? — с сомнением в голосе спросил Руденко, почесывая в затылке.

— Ну номер-то тридцать пять?

— Тридцать пять…

— А чего тогда спрашиваешь?

Приятели уже успели разузнать адрес Ермакова-старшего и теперь, кажется, отыскали, наконец, жилище его сожительницы, оказавшееся небольшим, но вполне пригодным к жизни деревянным домом на два окна.

— Идем, — позвала Семена Семеныча Яна. — Машину тут лучше оставить. Иначе вон на тех ухабах она окончательно развалится…

— Ты на что намекаешь? — с шутливой обидой протянул Три Семерки, выбираясь из автомобиля.

— Всего лишь на то, что тут отвратительные дороги. Даже гораздо хуже наших городских… — с безразличной интонацией ответила гадалка, сделав уже несколько шагов вперед.

— Да-а, дороги — наше больное место. Не сыпь мне соль на рану-у, — упоенно запел Руденко, закрывая машину.

Он догнал гадалку и, тяжело дыша, поплелся позади нее, потому что узкая тропинка вдоль домов идти более чем в один ряд не позволяла.

Поначалу Милославская настаивала на участии Семена Семеныча в этом деле исключительно как водителя. Но по дороге в Багаевку она переменила первоначальное намерение: ей нужен был сообщник, и не простой, а в милицейской форме. Капитанские погоны, по ее мнению, должны были сделать Леню более словоохотливым. Во всяком случае, процесс разоблачения с участием живого городского милиционера пошел бы, как ей казалось, куда быстрее, а гадалка всегда очень ценила время.

Яне не составило труда убедить приятеля следовать к Лениному дому и в него вместе с ней. Правда, сначала Семен Семеныч намекнул, что после сытного обеда ему гораздо большее удовольствие доставил бы хотя бы непродолжительный сон, прибегнуть к которому он мог бы, дожидаясь подругу в машине. Милославская тут же на одном дыхании прочитала ему целую лекцию о пользе прогулки и в особенности прогулки на свежем, не загрязненном воздухе. Руденко был сражен, хотя и буркнул себе под нос, что там, где «воняет навозом», не бывает свежести.

Доехав до Багаевки, он и вовсе успокоился и теперь уже шел за подругой с готовностью самого плодотворного сотрудничества.

— Кажется, пришли? — спросил Руденко, глянув на остановившуюся Яну.

— Кажется… Собак боишься?

— А чего их бояться?

— Тогда иди первый, — гадалка приподняла щеколду и открыла калитку.

Семен Семеныч пожал плечами и вошел во двор. Собаки в нем не оказалось, зато ищущим взглядам приятелей представилась хозяйка, полоскающая что-то в большом алюминиевом корыте. За звуками плещущейся воды она и не услышала, что к ней пожаловали незваные гости, и продолжала заниматься своим делом, низко склонившись над корытом и бессовестно виляя из стороны в сторону задом. Три Семерки смутился слишком откровенного вида полных бедер и сердито кашлянул. Женщина вздрогнула и обернулась.