А началось всё во время смены в ресторане. Одна из посетительниц, заметив Галку в уборной, обратилась к ней за помощью. Послезавтра ожидалось возвращение родителей, дома – грязь, а их помощница по хозяйству заболела. Женщина попросила убраться Галку. Хорошо попросила, а главное, оплату высокую предложила. От таких денег у Галки глаза на лоб вылезли. И она убралась, да так, что её потом ещё позвали и не раз. А потом соседи узнали о бойкой молодой женщине. И закрутилось-завертелось. Из ресторана Галка ушла, а мыть не перестала. Мыла и драила по-прежнему, только в разных домах это было интереснее делать. Прикасалась Галка во время визитов к жизни тех, кто смог-таки занять место под солнцем. И изнутри узнавала, что не всех оно греет.

От прислуги в домах богатеев не прятались, уборщиц не стеснялись, пусть даже и фейской направленности, но Галку это не смущало. Наоборот было интересно. Раньше ей казалось, что за золотыми фасадами жизнь золотая спрятана – и она к ней стремилась всеми силами. Но оказалась, что фасады часто блестят лишь снаружи, а за ними такая грязь, что вовек не отмыть, даже фее. Но эту грязь Галке мыть не поручали, а с внешней она справлялась быстро и качественно.

Даже машину себе купила, пусть старенькую, с норовом, но так удобнее было до клиентов добираться. Фырчащий Фольсфаген Галка ласково называла «мой Фурсик» и любила его красный цвет, и даже крутой нрав. Он мог заглохнуть, напрочь отказываясь уезжать после законченной уборки. Галка краснела, но скоро поняла, что глох он всегда по делу. Коли Фурсик ехать не хотел, значит, ещё требовалась помощь. Галка помогала то советом, то делом.

Поэтому от феи слово «чистота» скоро отвалилось – осталась Галка просто феей. Опять повышение произошло. Галку теперь не убираться звали, а с уроками помочь или сессию сдать или даже проконсультироваться по юридическим вопросам. За это платили больше. И Галка опережала ипотечные выплаты, радуясь свободному времени. Работать она старалась поменьше, а выходные полностью уделять свободолюбивой дочке.

Но Галка понимала, что даже такая работа – это временно. Ведь свободой тут пахло и только. Такая жизнь свободной не стала. Да, стало лучше, чем было, и можно было остановиться. Но Галке не хотелось – ей было интересно изучить этот вопрос до конца, докопаться до самой сути и открыть то, к чему она стремилась с детства. Но возможно ли это сделать во взрослой жизни?

А пока Галка тренировалась – марафон, начатый бабой Катей в год смерти матери, затянулся, а оплату она не принимала, хоть Галка и не раз пыталась вручить, потом всучить, но… хрен что-нибудь всунешь бабе Кате супротив её воли.

Галка сдалась, но следовать выбранному пути не перестала.

Сейчас она осваивала пункт «верить в себя и свои силы». Уже получалось. Даже из уборщиц у неё получилось выбиться в люди – вот её сила. Теперь она была нарасхват – к ней обращались за помощью и во внеурочное время, предлагая всё больше и больше. Сама не заметив, Галка увлеклась. Так приятно сознавать свою нужность, зарабатывать. За год феечной жизни Галка оплатила ипотеку за несколько лет. Да, она экономила, не ходила в рестораны, не ездила отдыхать, но ей хотелось иметь квартиру в полной собственности без груза ежемесячных выплат. Свобода во взрослой голове связалась с этим.

Галке исполнилось двадцать семь лет, Зиночке – четыре года. Девочка становилась всё понятливее и старалась радовать маму. И мама увлеклась использованием этого желания дочки. Совместные выходные сокращались – теперь Галка брала Зиночку с собой на внеурочные вызовы, конечно, предупреждая клиентов. Но когда что-то горело и грозило, заказчики соглашались на всё, даже на ребёнка в доме.

А потом в жизни Зины появилась няня, а в жизни Галки пропали выходные и обосновался Федя.

Он был фееричен и крут. С Ферари красного цвета, а такой цвет машин Галка любила больше всего. Он гонял по ночной Москве и возил Галку в рестораны. Он нашёл няню, чтобы девочка не мешала наслаждаться. Он решил, что Галка не вкусила настоящей жизни, так как всё время пахала. И он сделал вывод, что нужно спасти Галку от неё самой, постепенно закончив с её работой, а потом и с самостоятельностью.

Выяснив, что Галку гнетёт ипотека, он закрыл её. Галка протестовала, хотела вернуть, отработать, но была послана с этим вопросом. Что-что, а посылать Федя умел мастерски. С должности феи он Галку забрал, а должность приживалки озвучил красиво «моя любовь». То, что она была по счёту сто двадцать пятой, Галина не знала – шик и блеск богемной жизни ослепили и затуманили. Федя одел новую любовь по-новому, причесал и накрасил – ведь она с ним и должна ему соответствовать! Галка даже нацепила каблуки, которые ненавидела с детства и категорически не носила высокие, особенно шпильки. Но Федя признавал только шпильки, и Галка научилась на них лихо крутить бёдрами. Галка не узнавала себя в зеркале, а Зина перестала подпускать мать, но это Феде нравилось – няне он платил много, вот Зина с ней практически и стала жить, как с бабушкой, а дедушка продолжал ходить два через два. Галка же отплясывала в клубах за все те годы, что провела в библиотеках. Здесь не говорили об умных вещах, а так – трепались. И ели, и пили. Галка начала пить. С Федей нельзя было не пить.

– Ты меня позоришь своей трезвенностью, – он был настойчив, Галка оглушена новой обстановкой. Место под солнцем казалось в её руках. Ну и что, что ради него нужно надеть шпильки, выпить шампанское и накраситься, как на панель… Правда, ну и что?

Управление своим поездом жизни Галка отдала в руки ненаглядного Федечки – такого богатого и всё знающего. Не только о свободе Галка забыла, но и самостоятельность потеряла – она будто вновь стала девочкой, которую неимоверно баловали, но и требовали неимоверно много. И она отдавала это много – изменяя себя и изменяя себе. Даже машину ей Федечка подарил крутую – красненькое Пежо.

А потом и забрал, когда сто двадцать шестая любовь на горизонте появилась. Сцен ревности Федечка не любил – сам чемодан собрал для бывшей любимой и выставил, ну деньжат подбросил, чтоб не выступала.

На шпильках Галка зацокала к себе на окраину. А макияж тёк от слёз из-за потерянного места под солнцем.

Галка плашмя нырнула. Но не в море или ванну, а в депрессию, ударившись всем телом. Болело везде, особенно сердце. Даже слёз не было – была какая-то безысходность. Она стала не нужна, чего всю жизнь больше всего и боялась. Как в детстве. Не нужна ему. Единственному. Феде.

А ей самой нужен был только он. И ни отец, ни дочка не могли заменить любимого, не могли объяснить, что он её не стоил. Хотя пытались. И заменить, и объяснить. Но падение в депрессию портило слух, понимание, а здравый смысл вовсе отключало. Ипотека перестала угрожать Галке. Но в сложившейся ситуации это стало не плюсом, а минусом. Было не к чему стремиться, да и бояться стало нечего. Выселить Галку не могли, а больше ей ничего не надо было. Квартплату отец оплачивал, продукты носил. А Галка продолжила пить.

Федя её приучил к дорогим и изысканным напиткам. Денег не стало, а привычка осталась. Галка перешла на напитки попроще и ими коротала ночи, проводимые раньше с ненаглядным богемным мальчиком. А богема ночи любила, ночами тусила, дни в тумане и дурмане проводила. Вот и Галка теперь такой образ жизни вела – богемный, правда, в дешёвом районе Москвы и в одиночестве.