А ведь это рутина, один и тот же круг, по которому ходят матери изо дня в день. Завтрак, поиграть, позаниматься, погулять, обед, сон, игры, прогулка, ужин, игры, чтение, сон… Одно и то же. Такое утомительное и однообразное, день сурка. Прямо как у деревьев, которые день за днём стоят на одном и том же месте и тянутся к небу. Или у пчёл, которые день за днём собирают нектар. Или у солнца… А что? И оно день за днём ходит по кругу.

Но когда круг становится кругом твоей жизни, когда внутри хорошо и спокойно, то он становится спиралью, в которой человек развивается в нужном направлении. Но это возможно в радости от движения по кажущемуся кругу и в следовании выбранным ценностям.

А ценности Галка выбрала простые:

– руководствоваться лишь своими ощущениями,

– выбирать свободу,

– быть с дочкой, как можно больше, и следовать её желаниям, помогая во всём.

И Галка шла по выбранному пути без помощи бабы Кати, потому что она для себя решила ещё одну вещь – лучше идти самой медленнее, чем с помощью другого человека бежать. Тем более другие люди не спасают от падений, крушений, провалов – ведь это всё делаешь ты, своими руками. И Галка перестала стремиться стать совершенной, идеальной, внешне успешной. Она вообще перестала стремиться. Со стороны это могло показаться крахом, потерей ориентиров или ленью, смешанной с неверием в себя и свои силы. Человеку лишь двадцать девять лет – возраст, когда в руках ежедневник, а телефон разрывается от звонков, время, когда молодые люди стараются использовать любой шанс, чтобы заслужить желаемое место, денег побольше, пару покрасивее. Кто-то делает себя, кто-то детей. А Галка жила. И ничего не менялось в её жизни, лишь дочка взрослела.

Вот ей исполнилось пять.

Потом шесть.

Наконец, семь, а Галке – тридцать один.

Одно и тоже было в жизни мамы и дочки. Внешне.

Галка проводила время дома, стараясь быть с дочкой, как можно больше, поэтому работала по минимуму – всего лишь два раза в неделю. Не по юридической специальности и не феей чистоты. Галка устроилась в детскую студию, где два раза в неделю вела занятия по шесть часов. Ходила Галка сюда вместе с дочкой и вела в том числе для неё, стараясь, чтобы в первую очередь понравилось Зине. Галка успела получить второе высшее педагогическое образование – получала заочно. Компьютер Зиночка признала, хотя сидение мамы за ним строго ограничивала, впрочем, как мама ограничивала сиденье дочки за мультиками. Но времени хватало, потому что Галка быстро схватывала, благо опыт в освоении наук имелся.

Денег это много не приносило, но на жизнь хватало, к тому же помогал папа, а родители из студии отдавали для Зиночки вещи, зная, в каком стеснённом положении находится Галина.

Хотя сама Галка стеснения не ощущала – в ней пробуждалось чувство свободы, так давно забытое. Росло оно медленно и не выносило спешки или суеты, оно сохло от множества дел и мыслей, болело от стремления не к своим целям. Этот росток Галка берегла, как и дочку. Но не тело ребёнка, не позволяя лезть, где высоко, или ходить, где мокро, чтоб не простудиться. Берегла Галина саму Зиночку – её внутренний мир, позволяя делать, что ей нравится, и поддерживая любое стремление. Даже если девочка хотела рисовать на обоях. У Зины был такой период, и они вдвоём с мамой изрисовали все стены в квартире. А через год делали вместе ремонт, когда те рисунки Зине надоели. Галке понравилось рисовать, и она водила дочку на занятия рисования, и сама ходила с ней. Вокруг рисовали пяти-шестилетние дети, а вместе с ними рисовала Галка, ничуть не смущаясь и не испытывая неудобства. Ведь она хотела и ей это нравилось.

Сама же Галина в студии готовила детей к школе. О, какое важное дело с точки зрения родителей, поэтому спрос на такие занятия был хороший. Но с точки зрения детей это было скучно – им хотелось заниматься своими делами. Поэтому начав, как положено, и поняв, что дочь зевает и ходить не хочет, впрочем, как и остальные ребята, Галка изменила всё. На занятиях с Галиной Николаевной дети скакали, дети кричали, дети стояли на голове и ходили на руках, дети рисовали на обоях, заранее принесённых учительницей в рулоне, дети спорили и сочиняли весёлые истории, дети играли, дети.. Они делали всё, но только не занимались. Родители схватились за головы и хотели забрать детей с непрактичных занятий. Дети схватились за родителей с криками, отказываясь ходить куда-либо ещё. Кто-то ушёл, кто-то остался, кто-то привёл сюда своего ребёнка впервые. Но к концу года у групп Галины Николаевны были лучшие показатели готовности детей к школе. И среди этих детей была Зина, готовая. Но в школу она идти не хотела.

О том, что Зина не хочет в школу, Галка знала, но надеялась, всё изменится. Кто же относится серьёзно к тому, что говорит четырёхлетний ребёнок?! Тем более Галка была юристом и повторяла дочери с завидной регулярностью:

– Общее образование в нашей стране обязательно. Все ходят в школу, потому что должны.

Она это повторяла и, когда Зиночке исполнилось пять лет, и шесть, и семь. И вот до школы осталось пять месяцев.

Чаяния у Галки были в связи с Зининым выходом в школу большие. Ведь это свободные полдня. Можно…

Здесь мысли связывались с работой, собственным делом, чем-то бОльшим, чем она делала сейчас. Четыре года прошло жизни в изоляции и захотелось чего-то ещё, кроме как проводить всё время с ребёнком. Ведь ей только тридцать один год, она ещё молода. Федя остался в далёком прошлом, а любви хотелось, как и отношений, свиданий. Колея, ставшая заезженной, надоела.

А, выбранные Галкой ценности, столкнулись лбами. «Быть с дочкой, как можно больше, и следовать её желаниям, помогая во всём» – об этом Галка, конечно, помнила и до школы ни о чём таком не думала, но в дочкины семь лет надеялась, что… Точнее раньше не надеялась, а вот в последний год захотелось чего-то ещё, что трудно было понять и озвучить – свободы что ли. А так как ещё одним принципом было «выбирать свободу», а третьим «руководствоваться лишь своими ощущениями», то внутреннюю гармонию Галки сотрясло землетрясение. Выбрать что-то одно значило предать себя в чём-то другом. Себя или дочку.

Ситуация стала казаться безвыходной, когда дочке исполнилось семь, а в школу она так и не захотела.

Галка могла умолчать – ведь Зина законов не знала. Но знала Галка, что это бы стало нечестным. Промучившись до лета, Галка решила всё рассказать дочке: и о возможности обучаться дома (это называлось семейным образованием и разрешалось законами), и о желаниях самой Галины, и о появившемся чувстве несвободы.

Галина не видела выхода. Ей казалось, что либо у дочки будет свобода вне школы, либо у неё – когда дочка будет в школе.

Но Зина со всей серьёзностью заявила:

– Мама, я уже вполне могу поделить тебя с компьютером – у меня полно своих занятий. Да и дома всё время можно со мной не сидеть: я и одна могу, или с дедушкой.