Левой рукой он заслонил блюдо от Зины, аправой запихнул салфетку за воротник и стал похож на клиента в парикмахерской.

– И вилкой, пожалуйста, – добавил Борменталь.

Шариков длинно вздохнул и стал ловить кускиосетрины в густом соусе.

– Я ещё водочки выпью? – заявил онвопросительно.

– А не будет ли вам? – осведомился Борменталь,– вы последнее время слишком налегаете на водку.

– Вам жалко? – осведомился Шариков и глянулисподлобья.

– Глупости говорите… – вмешался суровый ФилиппФилиппович, но Борменталь его перебил.

– Не беспокойтесь, Филипп Филиппович, я сам.Вы, Шариков, чепуху говорите и возмутительнее всего то, что говорите еёбезапелляционно и уверенно. Водки мне, конечно, не жаль, тем более, что она немоя, а Филиппа Филипповича. Просто – это вредно. Это – раз, а второе – вы и безводки держите себя неприлично.

Борменталь указал на заклеенный буфет.

– Зинуша, дайте мне, пожалуйста, ещё рыбы, –произнёс профессор.

Шариков тем временем потянулся к графинчику и,покосившись на Борменталя, налил рюмочку.

– И другим надо предложить, – сказалБорменталь, – и так: сперва Филиппу Филипповичу, затем мне, а в заключениесебе.

Шариковский рот тронула едва заметная сатирическаяулыбка, и он разлил водку по рюмкам.

– Вот всё у вас как на параде, – заговорил он,– салфетку – туда, галстук – сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси», а так,чтобы по-настоящему, – это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме.

– А как это «по-настоящему»? – позвольтеосведомиться.

Шариков на это ничего не ответил ФилиппуФилипповичу, а поднял рюмку и произнёс:

– Ну желаю, чтобы все…

– И вам также, – с некоторой иронией отозвалсяБорменталь.

Шариков выплеснул содержимое рюмки себе вглотку, сморщился, кусочек хлеба поднёс к носу, понюхал, а затем проглотил,причём глаза его налились слезами.

– Стаж, – вдруг отрывисто и как бы в забытьипроговорил Филипп Филиппович.

Борменталь удивлённо покосился.

– Виноват…

– Стаж! – повторил Филипп Филиппович и горькокачнул головой, – тут уж ничего не поделаешь – Клим.

Борменталь с чрезвычайным интересом островгляделся в глаза Филиппа Филипповича:

– Вы полагаете, Филипп Филиппович?

– Нечего полагать, уверен в этом.

– Неужели… – начал Борменталь и остановился,покосившись на Шарикова.

Тот подозрительно нахмурился.

– Spаtеr… – негромко сказал Филипп Филиппович.

– Gut, – отозвался ассистент.

Зина внесла индейку. Борменталь налил ФилиппуФилипповичу красного вина и предложил Шарикову.

– Я не хочу. Я лучше водочки выпью. – Лицо егозамаслилось, на лбу проступил пот, он повеселел. И Филипп Филиппович несколькоподобрел после вина. Его глаза прояснились, он благосклоннее поглядывал наШарикова, чёрная голова которого в салфетке сияла, как муха в сметане.

Борменталь же, подкрепившись, обнаружилсклонность к деятельности.

– Ну-с, что же мы с вами предпримем сегоднявечером? – осведомился он у Шарикова.

Тот поморгал глазами, ответил:

– В цирк пойдём, лучше всего.

– Каждый день в цирк, – благодушно заметилФилипп Филиппович, – это довольно скучно, по-моему. Я бы на вашем месте хотьраз в театр сходил.

– В театр я не пойду, – неприязненно отозвалсяШариков и перекосил рот.

– Икание за столом отбивает у других аппетит,– машинально сообщил Борменталь. – Вы меня извините… Почему, собственно, вам ненравится театр?

Шариков посмотрел в пустую рюмку как вбинокль, подумал и оттопырил губы.

– Да дурака валяние… Разговаривают,разговаривают… Контрреволюция одна.

Филипп Филиппович откинулся на готическуюспинку и захохотал так, что во рту у него засверкал золотой частокол.Борменталь только повертел головою.

– Вы бы почитали что-нибудь, – предложил он, –а то, знаете ли…

– Уж и так читаю, читаю… – ответил Шариков ивдруг хищно и быстро налил себе пол стакана водки.

– Зина, – тревожно закричал Филипп Филиппович,– убирайте, детка, водку больше уже не нужна. Что же вы читаете?

В голове у него вдруг мелькнула картина:необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. «Надо будетРобинзона»…

– Эту… как её… переписку Энгельса с эти м… Какего – дьявола – с Каутским.

Борменталь остановил на полдороге вилку скуском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это времяизловчился и проглотил водку.

Филипп Филиппович локти положил на стол,вгляделся в Шарикова и спросил:

– Позвольте узнать, что вы можете сказать поповоду прочитанного.

Шариков пожал плечами.

– Да не согласен я.

– С кем? С Энгельсом или с Каутским?

– С обоими, – ответил Шариков.

– Это замечательно, клянусь богом. «Всех, ктоскажет, что другая…» А что бы вы со своей стороны могли предложить?

– Да что тут предлагать?.. А то пишут, пишут…Конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять всё, да и поделить…

– Так я и думал, – воскликнул ФилиппФилиппович, шлёпнув ладонью по скатерти, – именно так и полагал.

– Вы и способ знаете? – спросилзаинтересованный Борменталь.

– Да какой тут способ, – становясьсловоохотливым после водки, объяснил Шариков, – дело нехитрое. А то что же:один в семи комнатах расселился штанов, у него сорок пар, а другой шляется, всорных ящиках питание ищет…

– Насчёт семи комнат – это вы, конечно, наменя намекаете? – Горделиво прищурившись, спросил Филипп Филиппович.

Шариков съёжился и промолчал.

– Что же, хорошо, я не против дележа. Доктор,скольким вы вчера отказали?