В сущности, это и есть причина, по которой мы играем: наша музыка рождает в людях чувство единства и умиротворения. Именно в этом величайший дар музыки. Я часто думаю о моих дедушках и бабушках, о том, через что им пришлось пройти. О ветеране, которого я никогда не видела и не увижу, и которому, сама того не подозревая, я подарила покой и счастье, столь необходимые после того хаоса и смятения, которые он переживал в своих воспоминаниях снова и снова. И все это благодаря Бетховену.

Ну а потом на середине тура мне позвонили из компании J. & A. Beares. И сказали:

— Кажется, мы нашли для вас идеальную скрипку.

Мы договорились встретиться у моих родителей дома. Это, конечно, не концертный зал, но, по крайней мере, там я всегда четко слышала, как звучит мой инструмент.

Две скрипки прибыли в двойном футляре. Это были скрипки Страдивари. Страдивари! Такого я себе даже представить не могла. Я в жизни не думала, что у меня когда-нибудь будет скрипка Страдивари. Они стоили больше, чем дом, в который их привезли. Каждая из моих предыдущих скрипок казалась мне вершиной, которой мне никогда не достигнуть. А тут целых две скрипки Страдивари!

Я тщательно изучила их. Первая была превосходным образцом Золотого периода (1700–1720). Учитывая такую родословную, выбор был очевиден. Красивый инструмент, красновато-коричневый, с темными вкраплениями. Мне передали ее. Я скользнула смычком по струнам, и скрипка издала глубокий богатый звук. Подходил ли он мне? Я сыграла еще. Она говорила со мной властным, звучным, сильным голосом. Именно так и должна звучать идеальная скрипка. Я сразу почувствовала себя больше, отважнее и внушительнее, чем прежде. Но все же не была уверена на сто процентов. Я отложила эту скрипку и взяла вторую.

И с первым движением смычка я сразу же поняла — это она. Она пела ласковым, мелодичным голосом, в глубине которого, как в бриллианте, таились непреклонность и великолепие. Я превратилась в Золушку, которой пришлась в пору хрустальная туфелька. Эта скрипка подходила мне идеально, она была такой изысканной и такой… моей. Именно это я почувствовала, когда взяла ее в руки. Она так естественно и правильно покоилась на моем плече, и гриф сам ложился в ладонь. Это была моя скрипка. Такое чувство, будто триста лет назад Страдивари взял в руки кусок дерева и выточил из него скрипку специально для меня, и она все это время ждала нашей встречи с таким же нетерпением, с каким ее ждала я. Ни вопросов, ни сомнений. Любовь с первого взгляда. И уважение. И покорность. И доверие. Все.

— К сожалению, придется недельку подождать, — сказали мне. — Мы уже пообещали одному квартету одолжить ее для выступления.

Целая неделя! Тогда-то я и поняла, что именно к этому шла вся моя жизнь — к этой неделе в ожидании моей скрипки. Все это было лишь долгой репетицией, и теперь нетерпение натянулось во мне струной — притронься и зазвенит. Вся моя предыдущая жизнь была репетицией. Все мои менторы, страхи, переживания, одиночество, короткие вспышки радости — все вело к встрече с той самой, единственной скрипкой и нашему совместному будущему.

Не знаю, как я пережила ту неделю, но в конце концов скрипка все-таки вернулась ко мне. И стала моей. Насовсем.

В тот вечер я взяла ее на очередной концерт для «Детей войны». Бергонци тоже была при мне. Я собиралась исполнять Сонату № 8 соль мажор Бетховена. Во время репетиции я сыграла ее на обеих скрипках. Хотя менять скрипки прямо посередине тура не стоит, ведь, как показывает опыт, незнакомый инструмент надо сначала освоить, но я все равно попробовала. Не поймите меня неправильно. Бергонци — замечательная скрипка. Я перед ней в бесконечном долгу. Но эта стала той самой. Единственной. Джеральд был со мной в тот день, и он тоже это понял. Иначе и быть не могло. Это было очевидно для всех. Он сразу же сказал мне:

— Играй на этой.

Я согласилась и сыграла. Соната № 8 была написана Бетховеном в 1802 году в честь российского царя Александра, просвещенного тирана. В том же году великий композитор признался миру, что его настигла глухота, и что она усиливается, и все, что ему остается, чтобы не впасть в отчаяние, — погрузиться в творчество.

«Я бы окончил свои страдания, если бы не искусство. Именно оно меня удерживает. Я осознаю, что не имею права покидать этот мир до тех пор, пока не исполню свое предназначение и не создам все, что должен».

Я держала в руках скрипку, которая должна была отпереть мое вдохновение и позволить мне, наконец, создать все, на что я была способна. С трудом верилось в такую удачу. Это было похоже на брак, заключенный на небесах. Я ринулась в новую жизнь.

Мне был двадцать один год.

Страдивари. Его звали Антонио, он появился на свет в 1644 году в Италии, в Кремоне. Кремона — это город на севере страны, стоящий на берегах реки По в Ломбардии. Этот город прославился своими мастерами. Джузеппе Гварнери и несколько членов семьи Амати тоже жили и трудились здесь. Для верхней деки Страдивари использовал ель, для внутренних частей иву, для всего остального — клен. У лучших его скрипок есть удивительное свойство: силы их звучания достаточно даже для современных концертных площадок на десять тысяч человек. Случайность или предвидение мастера? В его время не было таких залов, и все же, в отличие от инструментов работы Амати, в умелых руках скрипка Страдивари с легкостью заполняет звуком любое помещение. Нынешние скрипки специально делают в расчете на такое пространство — им усиливают пружину и подставку. Но откуда об этом мог знать Антонио? Его скрипка связывает два мира — прошлое и настоящее. Есть теория, что это уникальное звучание появилось благодаря тому, что в период с 1645 по 1750 год на Земле царил Малый ледниковый период, деревья росли медленнее, и их древесина была плотнее и тяжелее.

Когда играешь на скрипке Страдивари — только непременно лучшей из его творений, — чувствуешь, как в ней пульсирует гений создавших ее рук, ощущаешь волшебство того, кто вдохнул жизнь в обработанные доски. Это ведь просто куски дерева, но, склеенные друг с другом, они преображаются. Стоит им зазвучать, как первая же нота пронзает тебя насквозь. Ты становишься одержимым и всемогущим. Ты соприкасаешься с бессмертием.

Словами не описать, какой невероятный звук можно извлечь из скрипки Страдивари. В верхнем регистре царят естественность и безмятежность. Это гармония в чистом виде. В ней нет ни капли резкости, присущей инструментам попроще. Только легкость и блаженство. Кажется, будто в музыке, которая стекает со струн, плещутся нимфы. Нижний регистр насыщен и глубок, красота залегает в нем, как золото в горной породе, и ждет, когда ее извлекут на свет. Маленькая деревянная коробочка, в которой небеса сплетаются с глубинами океана. Странствуя по ним, ты поражаешься, до чего плотна материя, из которой состоят эти миры. Бархатные созвучия поднимаются из глубин и тают в вышине, все цвета всех палитр открываются тебе. Скрипка становится ключом к вечности, вся гамма человеческих эмоций оказывается у тебя в руках, и ты понимаешь, что теперь можешь говорить на языке небес.