Лёня говорит:

– Давай над японцами подшутим – уберем лепестки? Они все вечером сидят в ванне – никто у подъезда на лавочке не поет, на гитаре не играет… Мы – раз, раз – незаметно! Они проснутся – нет лепестков! Вот будет паника!

Камень и несколько веток бамбука в Японии – уже сад. Бывает крошечный сад, будто поднятый с земли и уложенный на тарелку. Или сад всего-навсего из одного камня – как «Суэ-но-Мацуяма» в монастыре Нисихонгандзи.

В Японии камень – это индийская священная корова. Душа японца волнуется при виде камня, тут все важно: цвет, форма, мощь, многообразие камней – морщинистых и дырчатых, ноздреватых и волнистых, пористых, плотных, массивных и легко «проницаемых».

Камням дают имена, подозревают, что у камней человеческие характеры, называют «благородными», «безумными», «сдержанными»… С ними связаны мифы не менее ошеломляющие, чем божественное происхождение японского императора.

Специально для садов разыскивали причудливые камни по всей Японии. Особенно ценились огромные «куриные боги» с отверстиями от выветривания. Их даже привозили морем из Китая. Потому что лучшими в тех краях считались знаменитые «тай ху ши» – камни из озера Тай в Южном Китае, которые на десять лет опускали в воду для шлифовки.

В смутные времена феодальных междоусобиц садовые камни отвоевывали друг у друга, тайно похищали и водружали в иных садах. Это были военные трофеи.

Камни называли «чистейшей семенной энергией Неба и Земли» и считали самыми верными друзьями возвышенных мужей. Ими любовались, к ним прикладывали руки, прислушивались, обнимали… Такое благоговейное отношение к камню, как я поняла, здесь отчасти связано с фаллическим культом.

Мы были потрясены, когда в книжном магазине в Токио увидели роскошное издание альбома фотографа Йоши Судзуки (однажды он приезжал в Москву, и Лёня показывал ему диковинные московские музеи, водил в «анатомический театр» в Первый Медицинский институт имени Пирогова, в Музей вооруженных сил…).

Йошин фотоальбом под названием «От дороги немного в сторону» запечатлел многое из ряда вон выходящее на своей родине – даже на взгляд японца. Например, японские алтари пятнадцатого – четвертого веков до нашей эры: гордо восставшие из земли величественные каменные фаллосы.

Не менее внушительную картину являют собой японские храмы, олицетворяющие женское начало.

Огороженная рисовой веревкой площадка и камень как символ мироздания, вместилище божественной энергии, которая пронизывает все и вся, – вот что такое «японский садик».

А мне, дуре, сначала показалось, что сады камней – всего лишь остатки от ледникового периода, приспособленные находчивыми дзэн-буддистами для созерцания. Слово «дзэн» – как раз означает «созерцание».

Куда там! Расстановка камней в «философском» саду – где камни, песок и галька исполняют роли настоящих гор, каскадов и озер, – магическое искусство, доступное лишь тому, кто может почувствовать камень, как самого себя, распознать в камне «позу», «лицо», даже «устремленность»! Поскольку, так сказано в манускриптах, среди камней есть такие, которые имеют склонность убегать, и другие, которые преследуют; одни прислоняются, другие поддерживают; смотрят вверх и смотрят вниз…

Но самое главное – в каждом саду заложена мастером какая-то жгучая тайна, неуловимая, как звук хлопка одной ладони. Напоминание, что на свете есть что-то еще, чего ты не ведаешь и не увидишь глазами, а сможешь лишь ощутить: «чудо вещей», их тайный, скрытый смысл, до того неопределенный, что его не выразишь словами.

Когда мы с Леней явились созерцать древнейший монастырский сад Рёандзи, скинули сандалии, надели казенные тапочки, расположились на веранде настоятеля монастыря, пришли, как говорится, сели… – вот перед нами длинная прямоугольная площадка. Ровная поверхность засыпана белым гравием, на ней – камни, окруженные буро-зеленым мхом. Гравий расчесан граблями на бороздки, которые огибают группы камней: по два, пять, три, два, три.

Всего здесь пятнадцать камней. Но как ты ни двигаешься по веранде вправо и влево, где ни остановишься, в любой точке – из пятнадцати камней видны только четырнадцать!

Будь ты какой угодно крупный ученый, перед тайным смыслом этого сада тебе придется беспомощно развести руками. И тогда в осязаемом молчании сквозь века раздастся голос древнего просветленного мастера:

– Эй, забредшие сюда из беспокойного мира! Что вы знаете о Реальности, Вечной и Абсолютной? О Боге, о любви, о медитации? Об этом таинственном Существовании, окружающем вас? О странном существе, которым вы являетесь?

А ты в ответ отключаешься от повседневности, тихим и одиноким становишься ты, безмолвным и пустым, флейтой или бамбуком, в котором поет свою песенку ветер.

И вдруг на тебя нисходит радостное понимание: а ни черта ты не знаешь из того, что имеет хотя бы какое-то значение, какую-то ценность. Ничего из того, что сможешь вынести за пределы смерти на другой берег. Недаром у нас тут в Японии говорят: «Сад – единственное место, которое существует на свете, но ты не найдешь его. Пока не обыщешь все и обнаружишь везде пустыню».

Сад «Океан пустоты», «Сад Луны», «Море Серебряного Песка», «Сад Листьев Будды», «Драконьего Сердца»… Так бы я и сидела все время в этих японских садах, так бы чаи тут и гоняла! Но до того они дорого за это просят!

Лёня на третьем саде воскликнул:

– Эти камни ходить смотреть – и всякий раз платить по четыре доллара?! Фьюю-у!..

– Ну, буддисты, хороши! – возмущался он. – Им все равно: брать деньги или не брать. Но лучше брать. Стоит, баночку держит, просит деньги… на укрепление духа.

– Торговцы в храме!.. – закричал он. – Выветрился дух дзэн из этих мест! Одни бизнесмены сидят – билетиками торгуют, как ни в чем ни бывало! Люди добрые!!! Дзэнские монахи переквалифицировались в бизнесменов! Смотри, идет лысый монах, бессребреник, сейчас сядет на крутую «тачку» и поедет! А садовники – в такси! Свое отработали, переоделись в белые рубашки и белые носки, вызвали такси и домой. Японский бог, на каком лимузине подъехал таксист. Это же профессор! Профессор такси! В белых перчатках и с веером. Не-ет! Только обеспеченный новый русский буддист сможет совершить сюда паломничество! Отщепенцу здесь не место!..

– Внимание! Внимание! – бузил Лёня среди изумленных японских старушек с зонтиками, толп школьников и садовников в плоских соломенных шляпах. – Предлагаю конкурс буддийских монахов: кто выше цены поставит на посещение своего садика?.. И кто дальше плюнет косточкой от сакуры?..

– И вообще, если тебе нравятся сады камней, мы попросим Пал Иваныча, он нам в Уваровке такой за месяц сделает, – говорил Лёня, решительно увозя меня из императорской столицы Киото в город Кобэ, где нас ждала ученица Яско Танаки, прелестная Саори. Она собиралась повести нас в горы Ёсино, по тропинкам странствующего поэта Басё.

На прощание Яско-сан хотела сделать на память мой фотографический портрет.