аптечке. Метнулся к оставленному в паре метров рюкзаку и замер, услышав грозный, предупреждающий рык.

— Я не сбегаю! — выкрикнул он, оборачиваясь и поднимая руки в традиционном жесте капитуляции, — Я же сказал, что будет больно! А здесь у меня есть лекарства, способные эту боль снять. Вот увидишь, всё будет хорошо.

Поверив самому себе, что квазиволк понял его, Петька достал кофр с медикаментами. Вернулся к зверю, демонстрируя его содержимое.

— Я же обещал помочь! Значит, помогу! Воевода говорит, что слово только пидарасы не держат. А я не такой!

Петька извлек пеналы с анальгетиками и задумался.

— Тарен вроде от укусов змей и отравлений. Он только голову дурит, как обычная наркота. А вот промедол, пожалуй, самое то. Обезболивающее. При ранении полностью снимает все болезненные ощущения. Мне вон, Василий Иванович всю спину исполосовал вожжами, а Карлыч вколол дозу и я сутки ничего не ощущал. Верь мне!

Разговаривая сам с собой, парень извлёк шприц-тюбик и, совершенно не задумываясь, какое воздействие анальгетик произведёт на зверя, вколол раствор в лапу. Квази рыкнул, демонстрируя клыки длиной в человеческий палец, и вопросительно уставился на горе-лекаря.

— Ты мне только голову не откуси, — просительно прошептал Петька, поздно подумав о непредсказуемости такого укола зверю, — Минут двадцать нужно подождать и заморозка подействует. А я пока дровишек соберу, и костёр разведу. Понимаешь, лезвие нужно раскалить на огне, иначе у меня не получится разрезать полимер.

Самоубеждение творит чудеса. Уверовав, будто квази его понимает, Петька, совершенно не опасаясь негативно реакции на свои поступки, бросился собирать сухие ветки, развёл костёр и положил нож на камень так, чтобы пламя свободно лизало лезвие клинка.

Квази сначала смотрел на суету помощника, потом сел на задние лапы, став похожим на здоровенную сторожевую собаку. Наконец, перестав чувствовать опору, лёг, вытянув лапу перед собой.

Когда нож хорошенько прокалился, Петька, опасливо косясь на нависающие над головой клыки, осторожно срезал замок. Лента хомута так основательно проникла в мышечные волокна, что её пришлось выдирать из лапы с мясом.

Впрочем, парень уже осмелел. Вместе с перекисью в кофре оказался и другой, не менее важный антисептик, состоящий из девяностопятипроцентного этанола. Вот из этого пузырька Петька сделал основательный глоток, прежде чем приступить к обработке раны квази.

Когда место вокруг содранной кожи оказалось дезодорировано, Петька обернул лапу бактерицидным пластырем. Подумал, почесав затылок, и обмотал сверху бинтом. Для верности, как он думал.

Когда пришло время прощаться, то никаких дружеских иллюзий человек и животное друг к другу не испытывали. Квази лежал, озадаченно разглядывая изуродованную повязкой лапу, а Петька, собрав в рюкзак разбросанные второпях вещи и, пожелав скорейшего выздоровления, попросту сбежал.

В последний момент парня посетила светлая мысль: волку повязка не нужна. Звери зализывают раны языком, что оказывает более действенный эффект на процесс заживления, но проснувшееся в нём чувство самосохранения приказало уносить ноги.

Глава 11

Передовой дозор, высланный по координатам, указанным Данилой после разведки, оказался уничтоженным. Следопытов просто вырезали, как случайно забредших в лес туристов. Без единого выстрела.

Наскоро собранное воеводой подкрепление обнаружило пять тел, разложенных полукругом на небольшой полянке среди зарослей чистотела и крапивы. Трупы оставили на самом видном месте, будто в насмешку.

Вид убитых никого не смутил. Прибывшие люди бывалые. Не такого пришлось насмотреться в своё время. Подобное отношение только вызвало вспышку неконтролируемого гнева на противника, проделавшего подобное с товарищами. Большая часть отряда мечтала немедленно начать преследование. Тем более что Манул и Сенька-Росомаха уже отыскали следы ассасинов и, встав в стойку почуявших добычу волкодавом, ждали команду.

Однако заместитель воеводы, совмещающий в своей работе и должности начальника штаба, и вооружения, и строевой подготовки, медлил.

Отряд, объединивший в своём составе следопытов, егерей и проверенных в сечах дружинников, поручили возглавить Гоше, командующему до инцидента, взводом дальней разведки. Сердюк, понимая, что операция в лесной чаще несколько отличается от обшаривания окрестностей бывших федеральных трасс, в поисках мелких бандформирований, решил лично приглядеть за горячим парнем.

Сейчас он смотрел на тела дозорных и думал, как тактичнее доложить о находке воеводе.

Пока он размышлял, Гоша Парис, прозванный так за то, что увёл жену у градоначальника Саранска, вызвал по рации дежурного.

— Сыч! — рявкнул тот, нажав тангету, — Хорош дрыхнуть! У нас пять двухсотых. Высылай похоронную команду!

— Заткнись, — прошипел Сердюк, сдерживаясь, чтобы не обложить по матери командира сводной группы при подчинённых, — Что ты орёшь как лось во время гона! Хочешь лечь рядом с ребятами?

— Прости, Романыч, — извинился Парис, напряжённо оглядываясь, — Не подумал.

— Для кого воевода на плацу распинался? Ты что абреков с гор надеешься в кустах отыскать? Эти утырки сейчас наблюдают за нами и радуются, что вместо спецназа сюда долбоящеров с пукалками прислали.

Двадцать бойцов, с особой тщательностью отобранных лично Лешим, наконец, перестали вести себя как самоуверенные старослужащие на прогулке в хорошо известном сквере и, вняв упрёку Сердюка, встревожено заозирались.

Лес есть лес. Неважно где. Джунгли Амазонки, Меконга или Конго. Разнятся только растения, произрастающие в них, да животные, населяющие заросли. Суть остаётся та же. Много деревьев, густой подлесок и практически нулевая видимость.

Ассасины прекрасно умели приспосабливаться к любой обстановке и оборачивать возникающие трудности в свою пользу. Их годами готовили не только выживать в незнакомой агрессивной среде, но и убивать любого противника.

Это и являлось основным отличием их от охотников из рода Леших. Последние специализировались исключительно на добыче пропитания, снабжении поселений и выставлении барьеров на пути проникновения в охраняемую зону мутантов. Для борьбы с бандитами и прочим криминальным контингентом существовала дружина.

Эти ребята были хороши каждый в своём деле. Ассасины же совмещали в себе оба эти качества, отчего являлись универсальными убийцами.

— Занять круговую оборону, — скомандовал Сердюк, — Я центр. Радиус пятнадцать метров. Каждый в пределах видимости соседа. О любой странности докладывать.

— Как в «Хищнике»! — вторил начальнику Парис, разжёвывая бойцам степень опасности, — Противник, возможно, использует камуфляж типа «хамелеон» или «невидимка».

Сердюк подошёл к худосочному кусту боярышника, вознамерившемуся отвоевать себе полянку, оглядел тела погибших. Бойцы лежали на животе, повернув голову вправо, по часовой стрелке. На шее каждого видна глубокая борозда запёкшейся крови, обрывающаяся под ухом. Руки безвольно вытянуты вдоль тела. Ноги вместе, носки охотничьих ботинок врозь.

«Что это? — подумал зам по общим вопросам, — Символизм? Послание с намёком? Или ублюдки просто глумятся над дружинниками, демонстрируя своё превосходство?»

Долгих шесть часов отряд провёл, охраняя тела убитых товарищей и одновременно ожидая нападения ассасинов. Шесть томительных часов, пока вдалеке не раздался призывный свист дрозда-белобровика, сигнализирующий о подходе