Последние недели в Маутхаузене запомнились Визенталю как своего рода «состязание в беге» между смертью и освобождением. Каждое утро на пороге барака появлялся один из надзирателей и кричал: «Сколько заключенных подохло за ночь?» Внутрь надзиратели, как правило, не заходили, так как в лазарете стоял ужасный запах и они боялись заразиться. Раз в день заключенные «русского лагеря» получали плошку с мутной жидкостью, именовавшейся супом.

Американцы пришли 5 мая 1945 года. Первые танки Визенталь увидел в десять утра. «Люди были страшно воодушевлены и бежали танкам навстречу, – рассказывает он. – Я тоже побежал. Но я был так слаб, что обратно полз на четвереньках».

Как обычно, он не впустил других в свой внутренний мир и не рассказал, какие чувства испытал в тот момент, когда его четырехлетние страдания (он находился на грани смерти и не знал, что стало с женой) закончились. Вместо собственных эмоций он описал коллективную радость. Некоторые заключенные, рассказывает он, махали флагами: чехи и поляки изготовили их заранее. Он видел также, как несколько заключенных пришили рукав от голубой рубахи к рукаву от белой и нацепили на палку. «Не знаю, – сказал он однажды, – был ли в истории еврейского народа флаг более прекрасный».

Город Линц находится в Верхней Австрии. Он стоит на берегу Дуная еще с римских времен и достиг своего расцвета в Средние века. Моцарт, Бетховен и Брукнер писали здесь свои симфорнии. Знаменит город и великолепным тортом с вареньем.

Это был любимый город Адольфа Гитлера. Родился он не в Линце, но в школьные годы провел в нем несколько счастливых лет, мечтал поселиться там в старости и хотел, чтобы в Линце его похоронили. В окрестностях Линца, в деревне Леондинг, погребены его родители, и именно эта деревня стала для Визенталя первой остановкой на пути к новой жизни в качестве свободного человека.

В Леондинге он оказался уже через несколько дней после освобождения из Маутхаузена, но ему невыносимо было видеть дом Гитлеров, и каждую ночь ему снились кошмары: выстроенные в ряд и ожидающие смерти обнаженные люди, крики эсэсовцев, выстрелы, стоны жертв. Поэтому он уехал из Леондинга в Линц. Визенталь был высокого роста, но очень худой, страдал от болей во всем теле (особенно сильно болела пострадавшая нога) и, подобно другим бывшим узникам концлагерей, пребывал в состоянии посттравматического шока. Жизнь казалась ему бессмысленной. Он находился в чужой стране, совершенно один; ни жены, ни родителей, ни друзей у него больше не было. Надолго в Линце он оставаться не собирался, но в результате прожил в нем пятнадцать лет.

В сравнении с другими бывшими узниками, он сумел наладить свою жизнь очень быстро.

Через десять дней после освобождения из концлагеря он получил справку за подписью бургомистра Маутхаузена, где говорилось, что он зарегистрирован как «направляющийся домой», а еще через десять дней поставил подпись под восьмистраничным документом, в котором перечислялось около ста пятидесяти нацистских преступников. Он составил этот список в значительной степени на основании собственных познаний (многие из указанных в нем людей совершали свои преступления в Галиции) и передал его американскому коменданту лагеря Маутхаузен.

На составление и редактирование списка Визенталю понадобилось, по-видимому, всего несколько дней. Это означает, что он начал составлять его в уме уже через день или два после освобождения, а возможно, даже еще до того, как увидел в воротах лагеря американские танки. Информация в списке была неполной, а некоторые имена и детали – неточными, но этот список показывает, что уже тогда Визенталь свято верил в то, что справедливость является одним из основополагающих принципов общественного устройства. Преступников, считал он, следует отдавать под суд, и они должны нести заслуженное наказание.

Он составил список не потому, что планировал стать «охотником за нацистами», а потому, что считал это необходимым, но уже тогда, в приложенном к списку сопроводительном письме, предложил американской администрации свою помощь в розыске нацистских преступников (хотя и писал, что является «польским гражданином, желающим вернуться домой»). По-видимому, именно с этого момента его судьба и оказалась тесно связанной с Соединенными Штатами. До конца своих дней он находился «в сфере американского влияния».

Его отношение к Америке было очень личным и очень эмоциальным. Во-первых, американцы победили нацистскую Германию и освободили его из концлагеря, а во-вторых, он преклонялся перед ними как защитниками свободного мира от коммунистической угрозы. Впоследствии он ездил в Люксембург, чтобы возложить цветы на могилу освободителя Европы генерала Джорджа Паттона. Такое отношение к США было характерно и для других выживших узников концлагерей. В коллективном письме к американским оккупационным властям они писали: «Америка! Именно это волшебное слово позволяло нам справляться с нашими страхами, и именно с ним были связаны все наши надежды».

Такие люди, как Визенталь, были американцам нужны, а ему – умному, тридцатисемилетнему, говорившему по-немецки и успевшему уже немного освоить английский – было что им предложить.

Свой рассказ об отношениях с американцами Визенталь украсил следующей историей. Через два-три дня после освобождения он пришел к узнику-поляку по фамилии Русинек, которому поручили выдавать пропуска на выход из лагеря, но тот разразился по его адресу антисемитскими оскорблениями и даже ударил. Визенталь пошел к американцам, чтобы подать жалобу, и наткнулся на офицера по имени Эбби Манн, который впоследствии стал известным голливудским сценаристом. Тот хотел Русинека наказать, но еще один поляк, Юзеф Циранкевич, уговорил Визенталя удовлетвориться извинениями. Позднее Циранкевич стал премьер-министром Польши.

Как и в оккупированной Германии, в оккупированной Австрии союзники тоже поделили власть между собой. Американская зона находилась под контролем Корпуса контрразведки (КК). Офицеры КК, служившие в Маутхаузене, занимались розыском преступников из числа персонала лагеря. Их предполагалось судить в ходе одного из судебных процессов, которые американская армия планировала провести в Дахау.

Увидев в коридорах КК пленных эсэсовцев, которых вели на допрос, Визенталь попросил американцев разрешить ему принимать участие в арестах. Поначалу ему отказали из-за плохого состояния здоровья, но он продолжал настаивать. По его словам, при виде пленных он испытывал такой же душевный подъем, как во время какой-нибудь религиозной церемонии.

Человек по натуре деятельный и амбициозный, он ничего так не хотел, как снова чем-нибудь заняться, причем немедленно. Постепенно к нему стал возвращаться интерес к людям, свойственный ему до войны. Он рассказывал, что, когда был архитектором, ему мало было только спроектировать здание – ему важно было также знать, какие люди будут в нем жить. Когда он сидел в концлагерях, его интерес к людям угас, но теперь пробудился снова.

На американцев список, составленный Визенталем, и его настойчивое желание с ними работать произвели большое впечатление. Через несколько дней они сдались на его мольбы и приставили к одному из офицеров, производивших аресты. Визенталь был счастлив. Офицер не знал немецкого, и Визенталь служил в качестве переводчика. Тем не менее физически он был еще слишком слаб. Однажды вместе с двумя американскими армейскими полицейскими он отправился арестовывать подозреваемого, жившего на третьем этаже. Американцы велели Визенталю подняться и привести его, однако для Визенталя это оказалось задачей непростой. Уже на втором этаже ему пришлось остановиться, чтобы передохнуть, и до третьего этажа он добрался с трудом – крепко вцепившись в перила, задыхаясь и тяжело дыша. Проверив документы подозреваемого и обыскав его, чтобы убедиться, что тот не вооружен, он приказал ему следовать за ним, но спускаться по ступенькам ему было тяжело, и арестованному пришлось поддерживать его под руку.