его распространение по Африке. Ну, а пока единственными данными, говорившими о местонахождении эбо-лавируса, оставались нанесенные на карту точки, где случались вспышки среди людей.

Давайте посмотрим на эту карту (стр. 53). В 1976 г., как я уже упоминал, эболавирус впервые «появился на сцене», вызвав драматические события в Ямбуку и кризис чуть меньших масштабов на юго-западе Судана; тем не менее и там умер 151 человек. Эпицентром суданской вспышки стал город неподалеку от заирской границы, в пятистах милях к северо-востоку от Ямбуку. Первыми заболели сотрудники хлопковой фабрики, под крышей которой гнездовались летучие мыши, а пол кишел крысами. Смертность была ниже, чем в Заире, «всего» 53 процента, и лабораторный анализ показал, что суданский вирус имеет достаточно генетических отличий от заирского, чтобы получить собственное видовое обозначение. Этот вид на тщательно продуманном таксономическом наречии стал позже известен как эболавирус Судан. Официально он называется просто вирусом Судан; это, конечно, не так страшно, как Эбола, но все равно создает впечатление опасного, яростного убийцы. Та версия, которую Карл Джонсон нашел в Ямбуку, – та, что изначально получила название «эболавирус» и до сих пор так называется без дополнительных уточнений, – принадлежит к виду эболавирус Заир. Это может показаться довольно запутанным, но точные современные названия необходимы для того, чтобы не запутаться. Сейчас известно пять видов эболавируса[31].

В 1977 г. маленькая девочка умерла от геморрагической лихорадки в миссионерском госпитале в деревне Тандала на северо-западе Заира. Образец крови, взятый после смерти и отправленный в незамороженном виде в CDC, показал наличие эболавируса, но не в клеточных культурах, а после того, как его ввели живым морским свинкам и обнаружили, что вирус размножается в их организмах. (То было на самой заре современных полевых кампаний против новых вирусов, и приходилось немало импровизировать с методами, чтобы компенсировать сложности например, с сохранением живого вируса в замороженном виде в тропических условиях.) Карл Джонсон опять-таки был среди членов лабораторной команды; это казалось вполне логичным продолжением его работы с первой вспышкой, случившейся всего год назад и в двухстах милях к востоку. Но девятилетняя девочка, умершая в Тандале, осталась изолированным случаем. Ни ее родные, ни друзья не заболели. Не было даже гипотезы о том, как именно она заразилась. В вышедшем позже докладе (Джонсон выступил одним из соавторов) лишь расплывчато упоминались родные места девочки: «Контакт с природой близок, деревни располагаются на полянах среди густых тропических лесов или на берегах рек в саванне[32]». Что она сделала – потрогала мертвого шимпанзе? Вдохнула немного мочи какого-нибудь грызуна в пыльном сарае? Коснулась губами ядовитого лесного цветка?

Через два года снова проявил себя и вирус Судан, заразив рабочего на той же хлопковой фабрике, на которой появился в первый раз. Рабочего госпитализировали, там он заразил еще одного пациента, и к тому времени, как вирус перестал рикошетом летать по госпиталю, умерло двадцать два человека. Смертность опять-таки была высокой (65 процентов), хотя и не такой, как у вируса Эбола. Вирус Судан, похоже, был не таким смертоносным.

Затем прошло еще целое десятилетие, прежде чем филовирусы снова заявили о себе – в иной форме и необычном месте: в Рестоне, штат Виргиния.

Вы знаете об этом случае, если читали книгу Ричарда Престона «Эпидемия: настоящая и страшная история распространения вируса Эбола», в которой он рассказывает в том числе об эпидемии похожего на Эболу вируса среди азиатских обезьян в карантинном центре для лабораторных животных в городке Рестон, который находится на противоположном от Вашингтона берегу реки Потомак. Отношение экспертов по филовирусам к книге Престона неоднозначное, но нет никаких сомнений, что она сделала больше, чем любая научная статья или газетная заметка, чтобы прославить эболавирусы и сделать их по-настоящему пугающими для широкой публики. А еще, как признался мне один эксперт, «целый дождь из финансирования» пролился на вирусологов, «которые до этого не видели ни цента за свою работу над этими экзотическими патогенами!» Если этот вирус смог уничтожить приматов, сидящих в клетках в ничем не примечательном офисном здании в Виргинии, он ведь может с таким же успехом вырваться на свободу где угодно и убить кого угодно, правильно?

Вышеупомянутый объект назывался Рестонским отделением карантина для приматов, которым владела компания Hazelton Research Products, одно из подразделений Corning. Несчастными жертвами стали макаки-крабоеды (Macaca fascicularis), которых часто используют для медицинских исследований. Их привезли авиарейсом с Филиппин. Судя по всему, они привезли с собой и филовирус – смертоносного «зайца», точно так же, как испанцы, когда-то завезшие оспу в Новый Свет из Европы. Две макаки были мертвы уже по прибытии, но после такого тяжелого путешествия в этом не было ничего необычного. Но в следующие несколько недель в карантинном здании умерло множество обезьян, и вот это уже было необычно. В конце концов, тревогу все же забили, а патоген распознали как эболавирус – какой-то эболавирус, пока еще не определенный. Прибыла команда USAMRIID, похожая на спецназовцев в костюмах химзащиты, и убила всех оставшихся макак. Затем Рестонское отделение карантина для приматов опечатали и стерилизовали с помощью газообразного формальдегида. Если вы хотите леденящих душу подробностей – почитайте Престона. Эксперты весьма встревожились, потому что этот эболавирус, похоже, передавался от обезьяны к обезьяне воздушно-капельным путем; одной утечки из здания может хватить, чтобы его унесло на улицы Вашингтона. Для кого он смертелен: только для макак или для людей тоже? Несколько сотрудников карантинного здания получили положительные анализы на антитела, но – можно вздохнуть с облегчением – никаких симптомов у них не обнаружилось. Лабораторное изучение показало, что вирус похож на Эболу, но, как и вирус Судан, отличается от него в достаточной мере, чтобы получить собственное видовое наименование. Его стали называть вирусом Рестон.

Несмотря на имя, вирус Рестон имеет, скорее всего, филиппинское происхождение, а не виргинское. Дальнейшее расследование, проведенное в экспортных обезьяньих питомниках близ Манилы, на острове Лусон, показало, что там тоже случился массовый падеж животных, большинство из которых было заражено вирусом Рестон; кроме того, антитела к вирусу обнаружили у двенадцати человек, но никто из этих филиппинцев не болел. Так что, основываясь на случае в США в 1989 г. и ретроспективном расследовании на Лусоне, можно, к счастью, сказать, что вирус Рестон не вызывает заболеваний у людей – только у обезьян. Но есть и плохая новость: никто не понимает, почему.

Не считая вируса Рестон, эболавирусы в дикой природе оставались чисто африканским явлением. Но следующая вспышка, в ноябре 1992 г. добавила на карту Африки еще одну точку. В лесном заповеднике в Кот д’Ивуаре, на западе Африки,