начали умирать шимпанзе. Заповедник, национальный парк Тай, расположенный неподалеку от границы Кот д’Ивуара с Либерией, – один из последних девственных тропических лесов в этой части Африки. Там жило множество животных, в том числе и несколько тысяч шимпанзе.

За одной из стай этих шимпанзе в течение тринадцати лет следил швейцарский биолог Кристоф Бёш. В 1992 г. Бёш с коллегами заметили неожиданное снижение популяции – одни шимпанзе умерли, другие исчезли, – но причины найти не удалось. Затем, в конце 1994 г. за короткое время обнаружились еще восемь трупов, а другие животные из стаи исчезли. Два трупа шимпанзе, подвергшихся лишь умеренному разложению, вскрыли и осмотрели ученые из заповедника Тай. В одном из них, как оказалось, был патоген, похожий на Эболу, хотя сразу заметить это было невозможно. Во время вскрытия 34-летняя швейцарская аспирантка, которая надела перчатки, но не халат и маску, заразилась. Как? Никакого очевидного судьбоносного момента не было – у нее не соскользнул скальпель, она не уколола шприцем куда-то не туда. Скорее всего, кровь шимпанзе попала на небольшую царапинку на коже – или же несколько капелек осели у нее на лице. Через восемь дней у нее начался озноб.

Она приняла противомалярийное лекарство. Не помогло. Ее перевезли в клинику в Абиджане, столице Кот д’Ивуара, и продолжили лечить от малярии. Лихорадка не отступала. На пятый день начались рвота и понос, затем сыпь по всему телу. На седьмой день ее перенесли в медицинский самолет и отправили в Швейцарию. Теперь на ней была маска – равно как и на враче и медсестре, сопровождавших ее. Но никто не знал, что с ней. Среди рассматриваемых гипотез были лихорадка денге, хантавирусная инфекция и брюшной тиф, не отбросили и вариант с малярией. (Эболы в первоначальном списке не было, потому что в Кот д’Ивуаре не было отмечено ни одного случая.) В Швейцарии ее госпитализировали в изолированную комнату с двойными дверями и отрицательным давлением, после чего взяли анализы на целый список ужасных болезней, в том числе лихорадку Ласса, геморрагическую лихорадку Крым-Конго, чикунгунью, желтую лихорадку, геморрагическую лихорадку Марбург и – да, геморрагическую лихорадку Эбола. На последнюю проводили целых три разных анализа: на вирус Эбола, на вирус Судан и на вирус Рестон. Положительных анализов не было. Антитела в этих тестах не распознали вируса в ее крови.

Лабораторные сыщики упорствовали в своих усилиях и разработали четвертый, более генерализированный тест, распознававший всю группу эболавирусов. Этот тест засветился при контакте с сывороткой ее крови – положительный результат, говоривший о присутствии антител к какому-то эболавирусу. Швейцарка стала первой в мире идентифицированной жертвой вируса леса Тай. У шимпанзе, которому она делала вскрытие, тоже взяли ткани на анализ и посмертно признали его второй жертвой.

В отличие от шимпанзе, она выжила. Через неделю она выписалась из госпиталя. Она потеряла пять с лишним килограммов, а позже у нее стали выпадать волосы, но в остальном ее здоровье было в норме. Швейцарка стала не только первой жертвой вируса леса Тай, но и первым известным человеком, который вывез эболавирусную инфекцию с африканского континента. Нет никаких причин считать, что она будет последней[33].

13

Эболавирусы продолжали преодолевать межвидовой барьер и в 1990-х, и в 2000-х годах; случаи были настолько спорадическими и беспорядочными, что полевые исследования оказались крайне затруднены, но при этом оставались достаточно частыми, чтобы ученые не теряли концентрации, а руководители медицинских служб – беспокоились. В 1995 г., после эпизода в Кот д’Ивуаре случилась вспышка эбола-вируса в Киквите, о которой вы уже читали. Через шесть месяцев после нее случилась еще одна, о которой вы тоже уже знаете, – в Майибу-2. Впрочем, об одном факте, связанном с Майибу-2, я все же умолчал: хотя эта деревня находится в Габоне, вспышка была вызвана заирским эбола-вирусом, который, судя по всему, распространен шире всех остальных. В лагере дровосеков близ Бове тоже проявился именно «исходный» вирус Эбола.

В том же 1996 г. вирус Рестон снова попал в Соединенные Штаты с новым грузом филиппинских макак. Отправил их тот же самый экспортный питомник близ Манилы, откуда первые больные обезьяны попали в Рестон, штат Виргиния, но на этот раз их местом назначения был коммерческий карантинный комплекс в Элис, штат Техас, неподалеку от Корпус-Кристи. Одно животное умерло, и после положительного анализа на вирус Рестон остальные сорок девять обезьян, находившиеся в той же комнате, были усыплены в качестве меры предосторожности. (Посмертный анализ у большинства из них оказался отрицательным.) Десятерых сотрудников, которые помогали разгружать клетки с обезьянами, тоже проверили на вирус, и у них анализы тоже были отрицательными, но из них никого не усыпили.

Следующим известным очагом вируса в Африке стала Уганда: неподалеку от Гулу, города на севере страны, в августе 2000 г. случилась вспышка вируса Судан. В те времена Уганда на севере имела общую границу с Суданом, так что то, что вирус как-то пересек эту границу, никого не удивило. Как он это сделал? Неизвестные животные, служившие резервуаром, либо мигрировали через границу, либо были распространены на территории обеих стран. Вот отличный пример того, почему так важно разгадать загадку естественного резервуара. Если вы знаете, какое животное является переносчиком определенного вируса и где оно живет – и не живет, – то можете предположить, где этот вирус может в следующий раз пересечь видовой барьер, а где, скорее всего, не пересечет. Вы хотя бы будете представлять, на чем сосредоточить бдительность. Если, скажем, резервуаром является грызун, который живет в лесах на юго-западе Судана, но не в пустынях Нигера, то козопасы Нигера могут расслабиться. Им и без этого есть о чем беспокоиться.

В Уганде, к сожалению, вирус Судан передавался от деревни к деревне, из госпиталя в госпиталь, продвигаясь с севера страны к юго-западу. Умерло 224 человека.

Смертность, опять-таки, составила «всего» 53 процента, столько же, сколько и во время первой эпидемии в Судане в 1976 г. Такое точное совпадение, похоже, говорит о значительной разнице в вирулентности между вирусами Эбола и Судан. Эта разница, в свою очередь, может говорить о разных способах эволюционного приспособления к людям в качестве вторичных носителей (хотя случайность – тоже вполне возможное объяснение). Во время вспышки заболевания на смертность влияют многие факторы, в том числе рацион питания, экономические условия, состояние здравоохранения в целом и доступность медицинского ухода в регионе. Природную свирепость вируса трудно отделить от этих контекстных факторов. Впрочем, одно можно сказать точно: вирус Эбола кажется самым свирепым из четырех известных вам эбола-вирусов, если оценивать его воздействие на