Он замолчал и обвел взглядом амбар, шагнул ближе к внутреннему кругу и произнес:

— Члены общины «Вечная жизнь», повторяйте за мной. Чтобы стать свободным, надо порезаться. Чтобы стать чистым, надо отдать кровь. Цель оправдывает средства.

После непродолжительного молчания все повторили слова Дядюшки Спасителя:

— Чтобы стать свободным, надо порезаться. Чтобы стать чистым, надо отдать кровь. Цель оправдывает средства.

Атмосфера в амбаре казалась напряженной и холодной. Любовь посмотрела на маму, которая опустила подбородок на грудь. Сердце Любови жгло, пальцы скрючились в когти. Милость как будто не хотела смотреть, что будет делать Дядюшка Спаситель. Любови захотелось пересечь круг и дернуть мамин подбородок, чтобы заставить ее вести себя хорошо, но надо было сидеть неподвижно. Она должна присутствовать и сосредоточиться на этом важном событии и его значении для их общины, как следовало бы и ее матери.

Если Дядюшка Спаситель и заметил мамино поведение, он этого не показал, но Любовь знала, что он никогда ничего не упускает. Она усмехнулась. Маму отругают за такое поведение. Она больше не повторит этой ошибки.

Дядюшка Спаситель шагнул к темноволосой женщине, которая смотрела на него снизу вверх и пыталась улыбаться. По ее бледным щекам катились слезы.

Он улыбнулся ей, похлопал по плечу и посмотрел в мокрые глаза. Своим громким чистым голосом он сказал:

— Чтобы стать свободным, надо порезаться. Чтобы стать чистым, надо отдать кровь.

Мама отвела взгляд. Смирение тоже.

Любовь широко улыбнулась за своей маской.

Наши дни

Темнота набросилась на них, словно волчья стая. Фонарики почти не разгоняли мрак. Они с Диббсом торопливо шли за полицейским по Гримстоунскому лесу ко второму телу.

Господи. Что их ждет? Мертвый мужчина или мертвый ребенок? Перлайн боялась даже думать. Два убийства и двое пропавших детей: день превращается в кошмар. Она только надеялась, что это второе тело не принадлежит одному из детей. Если так… нет. Она не станет думать об этом. Пока. Пока не увидит тело своими глазами.

Диббс шел впереди, убирая ветви с дороги. Перед Диббсом широко и быстро шагал их проводник.

Перлайн светила фонариком на землю, старательно избегая корней. Она не раз ходила по этому лесу днем. Пешие прогулки помогали. Один из немногих способов. Алкоголь вгонял ее в депрессию, еда утешала, но не уменьшала постоянной боли в плечах. Прогулки на природе — любование нетронутым миром, будучи отрезанной от шума и грязи техники, — единственное, что дарило ей хоть какой-то покой. Но сейчас лес не был мирным или красивым. Темнота все меняла, превращая красоту в опасность, тени — в призраков, деревья — в надгробия. Перлайн никогда не избегала ходить под лестницами. Она не стучала по дереву, избегала черных кошек и не тянула спину, поднимая случайные монетки[3], но пока она шла по дорожке, тело натянулось как струна. Не от физического напряжения, а от ужаса, потому что она была уверена: в этом лесу случилось что-то страшное. Жуткое происшествие. И от уверенности в этом по коже бежали мурашки.

Парализующий ужас мог быть следствием того, что Изабель Харт пропала недалеко отсюда. Во время поисков маленькой девочки прочесали лесные массивы на окраине Краксли. Леса распространенное место захоронения убитых. Любая местность с густыми деревьями или листвой идеальный выбор, чтобы спрятать тело, а леса за Краксли были обширными. Конечно, ничего не нашли.

Перлайн обдумывала очевидные различия. Радж преследовал этих детей, вероятно потому, что они видели, как он со своим другом убил Бретта Керби. Насколько она знала, этих двух детей не похищали. Их преследовали. Возможно, преследуют до сих пор.

Если бы она была верующей, то молилась бы. Отец пытался выбить из нее грехи, и она старалась делать все возможное, чтобы угодить ему, но малейшая ее вера во всемогущую сущность умерла в ту секунду, когда она сообщала миссис Харт, что дело переводится в категорию нераскрытых. Неверие. Да, неверие женщины было худшей частью. Неверие молодой матери, ее ярость, страх и полное опустошение отпечатались в памяти Перлайн. Когда она пыталась заснуть, лицо Фэй Харт царапало веки, как нож по фарфору. Такое сильное горе — видеть его на чьем-то лице, зная, что ничем не можешь его облегчить, — невозможно забыть. Та неудача разрыла кости потерянной маленькой девочки, которой она когда-то была, одинокого, избитого ребенка, которого она много лет пыталась похоронить.

Перлайн яростно помотала головой, чем заработала обеспокоенный взгляд Диббса, но сделала вид, что не заметила. От пота блузка липла к животу и спине. Брюки облепили ноги, как вторая кожа. Она вытерла верхнюю губу и прибавила шаг.

На ходу она медленно водила фонариком слева направо, всматриваясь в каждый видимый дюйм. Ее накрыло дежавю. Господь милостивый. Она была здесь, на этом самом месте, в этой самой позе, водила этим самым фонариком по этим самым деревьям.

Дежавю. «Уже виденное». Она изучала этот необычный феномен в курсе психологии, когда питала мечты стать криминальным профайлером. Согласно науке, дежавю — это неврологическая аномалия. Но слово «аномалия» всегда казалось ей странным. Она никогда не могла до конца поверить в идею, что дежавю что-то бессмысленное. Не может оно быть просто ментальным сбоем или электрическим разрядом, когда ощущается таким реальным. Но оно не реальное. Перлайн не верила в чушь про предвидение или пророчества. Больше нет.

Этот приступ длился долго. Слишком долго. Она уже проживала именно эти ощущения. Путешествовала по этой тропе. Должна была.

Она перестала водить фонариком, и снова — это уже было.

Вздрогнув, она зашагала дальше, но мокрые щупальца дежавю цеплялись за нее, холодя кожу. В этот момент полицейский остановился и отошел в сторону, и Перлайн увидела его. Тело.

Дежавю пропало, вернулась абсолютная ясность.

Тело. Перлайн уставилась на труп. Большой, не маленький. Не ребенок.

К ней вернулась способность дышать, но надолго ли?

Перлайн села на корточки рядом с мертвым мужчиной и подняла фотографию Раджа и Гибсона.

Рана мужчины внушала почти невыносимый ужас.

Рот Перлайн наполнился слюной. «Господи».

Чудовищная рана на черепе, гротескная до такой степени, что выглядела почти фальшивой; однако, несмотря на это, не оставалось сомнений, что тело принадлежит Коннору Раджу. Кровь залила глаза, но рот и нос Раджа, а на среднем пальце правой руки обнаружилась заляпанная кровью золотая печатка.

Ее одновременно охватили ликование и тошнота. Она отошла от тела, позвонила криминалистам и вызвала вторую группу следователей, пока Диббс организовывал ограждение.