более, что Леше уже отомстили.

— Как отомстили?

— Я так понимаю, ты дружишь с Валентиной.

— Да, мы в одном классе учились.

— И знаешь, что у нее шуры-муры втайне от мужа-бандита.

— Говорю же, захожу, а они целуются… Она — не надо, не надо!..

— А Леша не послушал. За это его и убили.

— Убили?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— А Лариса чью кровь застирывала?

— Разве она застирывала кровь?!

— Грамотей жил у нее.

— Да, с Валькой…

— Ты никому об этом не говорила?

— Да ни в жизнь!..

— Тогда почему Валька сама вчера уехала, без Леши?

— Не знаю.

— А она сама уехала?

— Вроде да.

— Ты вчера ее видела?

— Видела. Выхожу из дома, а она едет. Увидела меня, помахала рукой и дальше поехала. Потом позвонила, извини, говорит, что не остановилась, очень спешила, — не без обиды и не совсем уверенно сказала Катя.

Может, и не звонила ей Валентина. А может, и не проезжала мимо.

— Одна ехала?

— Одна. Окна у нее, правда, затемненные, но я через лобовое стекло смотрела и видела, что впереди никто не сидел. Леша бы впереди сидел… А зачем ему сзади сидеть? — спросила девушка, обращаясь к самой себе.

— А если он ранен был?

— Думаете, ранен был?

— Витя мог его убить?

— Витя? — задумалась Катя.

— Ну а кто у Ларисы в гостях был?

— Не знаю… То есть я его знаю, в клубе на дискотеке видела, но как зовут… Он с Казначеем тусовался.

— С Казначеем, говорите, — раздумчиво сказал Степан, на всякий случай делая вид, что знает человека, о котором шла речь.

— Казначей любит «шестерками» себя окружать, — пренебрежительно фыркнула Катя.

— А Витя «шестерка»?

— Типа того. Дрон, Гаврила, Кляча — эти, конечно, не «шестерки». Их я хорошо знаю, а этот… Ну, не скажу, что слабак, но видела, как ему Кляча пинка дал, ну еще тогда, на дискотеке…

— А с Ларисой Казначей дружит?

— Гаврилюк с ней мутил, Гаврила… Не знаю, говорят, ее муж по пьянке замерз, а как на самом деле было…

— Как на самом деле было?

— Гаврила к Лариске со школы клеился, а она школу окончила и замуж вышла. Ей семнадцать, а ему сорок восемь, нормально?… Зато дом свой, — не дожидаясь ответа, откомментировала Катя.

— Дом за Ларисой остался?

— Сестра мужа к ней подъезжала, права качала. А потом как отрезало… С Гаврилой лучше не связываться, он ведь и башку открутить может.

— Гаврила крутой, а Казначей главный, так я понимаю?

— Да.

— И что, банда у них?

— Можно и так сказать.

— А город у вас кто держит?

— Город? В смысле, мафия?… Ташкент у нас тут заправляет, вор в законе, говорят.

— А Казначей у него на подхвате?

— Да нет, Казначей с блатными на ножах, драка была недавно, Севку из параллельного зарезали…

— Понятно, — кивнул Степан, взяв Казначея на заметку. Надо будет справки об этой фигуре навести, о его банде.

— А Лешу что, убили? — вспомнила Катя.

— Гаврила мог?

— Гаврила?! Да нет!

— Почему?

— Гаврила ему в рот заглядывал. Как на бога смотрел.

— Может, из Москвы кто приезжал? Ну, из тех, кто у Валентины на свадьбе был.

— Да нет, я бы знала.

— А когда Гаврила с Грамотеем пересекался и в рот ему смотрел? Он живет с Ларисой?

— Не то чтобы живет, но бывает у нее часто!..

— А когда Грамотей гостил, был?

— А то! Всю ночь бухали!..

— Ты была?

— Да не позвали, — вздохнула Катя.

— А Казначей был?

— Казначей подъезжал, я видела. Дрон с ним был.

— А Ташкент? Может, и от него люди были?

— При чем здесь Ташкент?

— Ну, может, Грамотей мирил их там?

— Да не знаю… Просто бухали.

— Когда: восемнадцатого, девятнадцатого, двадцатого? Грамотей восемнадцатого заехал.

— Ну, восемнадцатого и бухали.

— Казначей был, Дрон… А Кляча?

— Насчет Клячи не знаю. Но Казначей с Дроном точно были.

— Может, они в стаю сбивались, может, лететь куда-то собирались?

— Куда лететь? — не поняла девушка.

— В теплые края, на место под солнцем, — с иронией сказал Степан.

Возможно, Грамотей на самом деле не захотел обращаться за помощью к своим. Но и не ответить на выходку Соломона он не мог. А в Заварске у него под рукой целая банда. И она рвалась в бой.

— Ну, не знаю.

— А Валентина Казначея знает?

— Знает, конечно. Только кто для нее Казначей, когда у нее муж такой!.. И не только муж, — гаденько усмехнулась Катя.

И вдруг изменилась в лице, увидев что-то на дороге за спиной Степана. Они стояли у ее дома, а по дороге кто-то ехал, Катя испугалась, но тут же изобразила радость, помахав рукой.

Степан, конечно же, обернулся. По дороге ехал 412-й «Москвич» с гибкой антенной от капота до крышки багажника. В окне кривилась, глядя на Степана, неприятная, если не сказать отвратительная, физиономия. Темные неопрятные волосы, тяжелый выпуклый лоб, хищно сощуренные глаза, непропорционально широкий нос, глубокая и багровая, как рубец, впадина над верхней губой. И глубокий шрам, шедший от щеки к шее.

Парень лет двадцати пяти смотрел на Степана как на полнейшее ничтожество, и ехал он, если судить по его виду, не на старом «Москвиче», а на новеньком «шестисотом» «Мерседесе». В мечтах, возможно, оно так и было.

— И кто это был? — спросил Степан, провожая машину взглядом и запоминая номер.

— Гаврила это.

— А за рулем кто?

— Мишка Окунев. Окунь… Он так нормальный парень, просто машина у него, ну, Гаврила с ним ездит. Или с ним, или с Ромкой, у него «пятера»… С транспортом у них туго, у московских иномарки, а у них всякий хлам. А Валька как живет, — с завистью вздохнула Катя. И вдруг встрепенулась, в ужасе глянув на Степана. — Так я пойду, мне надо! — открывая калитку, сказала она.

Только сейчас до девушки дошло, что за разговор со Степаном ее могут жестоко наказать.

— А позвонить от вас можно? — спросил Круча.

Сотовый телефон бездействовал, а к обычному доступа нет. Лариса выставила за дверь, а Катя уходила. И Степан не хотел ее отпускать. Возникло вдруг ощущение, что он упустил одну важную деталь в разговоре с ней.

— Нельзя. Мама не разрешает посторонних в дом водить.

— Посторонних?

— Ну, если санкции нет, то посторонние! — закрывая за собой калитку, громко, чтобы слышал Гаврила, сказала Катя.

Но Гаврила был далеко, услышать ее он не мог. Зато имел массу возможностей наказать ее. Страх перед расправой и заставил девушку скрыться в доме.

Степан вернулся к своей машине, в которой сидел, наблюдая за домом, Кулик. Водопьянова по-прежнему занималась стиркой, Степан заметил, что джинсы