И никто из нас не знал наверняка, что скрывают подземелья монастыря Амшилас. Об этом не говорили. Да об этом и думать не следовало. Достаточно и того, что заблудшие души делятся здесь своим темным знанием, находят успокоение, исповедуясь в грехах и получая милость безграничного страдания. Так, чтобы очистившись болью, они могли найти дорогу к престолу Господа.

Амшилас окружают мощные стены, но на них нет лучников, а стража не патрулирует околицы. Святое прибежище хранимо силой веры – столь могущественной, что мы знаем: никто и никогда не отважится переступить порог монастыря без дозволения его обитателей.

Я громко постучал в ворота. Так громко, что у меня заболели не зажившие до конца раны. Поэтому я коротко зашипел.

– Кто-о-о там? – спросил старческий, но все еще сильный голос.

– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, покорно прошу выслушать меня, – прокричал я, а ветер, веющий с реки, унес мои слова.

– Чего ты хочешь, инквизитор?

Объясняться с кем-то, кого ты даже не видишь (и кто наверняка не столь уж и важная птица, раз выслали его к воротам), показалось мне несколько унизительным. Но монастырь наверняка не был тем местом, где просящему внимания инквизитору стоило начинать споры о своей значимости.

– Хотел бы воспользоваться знаниями братьев-библиотекарей, – ответил я громко.

– Не ори так, инквизитор, у меня хороший слух, – проскрипел привратник недовольным тоном. – Приходи завтра, а лучше – еще когда-нибудь.

– С твоего позволения, отче, – сказал я, – это срочное дело и весьма притом важное.

Он рассмеялся сухим, неприятным смехом, что быстро перешел в хриплый кашель. Отхаркнул и несколько раз сплюнул.

Я спокойно ждал.

– Срочные дела, – буркнул он наконец. – У всех вас срочные дела… Приходи завтра.

– Боюсь, это не может ждать, – ответил я, стараясь придать голосу решительности.

– Этому монастырю без малого шесть сотен лет, – услышал я через некоторое время. – Как полагаешь, он выдержит без тебя еще год-другой?

Прекрасно, подумалось мне. Завтра в его устах с легкостью превращается в «год-другой»…

– Отворяй, именем Господа и меча Его! – заорал я наконец. – Или войду и расшибу ворота твоей дурной башкой!

Конечно, милые мои, если отметили вы отсутствие логики в словах вашего нижайшего слуги, то тем самым засвидетельствовали свою наблюдательность. Ведь, окажись я внутри, что уж тогда отворять ворота, верно? Причем вне зависимости от того, действительно ли я хотел использовать голову монаха как таран или нет. Однако я был в отчаянии, не хотел, чтобы меня выставили прочь, и рассчитывал, что дерзость моя будет прощена.

– Хо-хо, – захохотал он, и смех снова перешел в хриплый кашель, который закончился сочным плевком. – Инквизитор-raptus[8], давненько такого не бывало. Что, не обучили тебя покорности и терпению? Ничего, здесь научишься…

Я с отчаянием поглядел на стены – высокие, сложенные из идеально подогнанных друг к дружке каменных блоков. Даже обладай я талантом канатоходца, не сумел бы на них влезть.

Я бессильно ударил кулаками в ворота.

– Отворяй! – заорал.

– Какие-то проблемы? – услыхал позади тихий голос и резко повернулся.

Господь в Своей бесконечной милости одарил меня не только тонким обонянием (что порой я не считал такой уж большой милостью, особенно когда приходилось пробираться сквозь толпу в жаркий полдень), но и отличным слухом. Однако я не услышал, как этот человек приблизился и встал в двух шагах за моей спиной. Был он худощав, низок, укрыт серым старым плащом. Никогда прежде я его не видал, но нечто подсказывало мне, что пришлец не принадлежал к числу тех, кем стоит пренебрегать.

– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, – представился я. – Пытаюсь упросить, чтобы мне дозволили предстать перед лицом кого-то из братьев-библиотекарей.

– А у вас весьма любопытный стиль изложения просьб, – усмехнулся он – одними губами, поскольку глаза его продолжали глядеть на меня как мертвые.

Я не удивился, что он не назвал себя, да и не надеялся на это. Впрочем, а что б это мне дало, особенно учитывая, что человек этот наверняка имел множество имен под любую оказию.

– Простите, – сказал я, – но дело, с которым я к вам прибыл, и вправду не терпит отлагательств: я не решился бы беспокоить милостивых братьев, дабы удовлетворить всего лишь собственные капризы.

– Хорошо сказано, – кивнул он, не спуская с меня глаз. – Я слыхал о вас, инквизитор Маддердин, – добавил. – И действительно – будет лучше, если вы войдете.

– Уже-уже-уже, – захрипел с той стороны привратник. – Погодите миг-другой, сей коловорот дьявольски тугой.

По всему выходило, что брат-привратник не только слышал весь наш разговор, но еще и знал моего собеседника. И сделалось ясно, что стоящий подле меня человек – не из тех, кого могут не впустить внутрь монастыря.

Что вполне могло оказаться благоприятным совпадением. Или – не оказаться им…

Мы услыхали скрип коловорота, громкое кряхтенье, прерываемое проклятиями – правда, весьма уместными – и наконец мощные врата дрогнули. Разошлись настолько, чтобы могла пройти моя лошадка, – после чего сверху донесся хрип, звук плевка и задушенный голос:

– Входите с Богом, братья.

Человек в сером плаще без слов протиснулся сквозь щель, я же шагнул вослед ему, хоть лошадка моя была не рада такому повороту дел и пришлось насильно тянуть ее за повод, чтобы вовлечь во тьму надвратной башни.

– Что мне сделать с лошадью? – крикнул я человеку наверху.

– Оставь во дворе, – ответил привратник. – Кто-нибудь ею да займется. Только пусть не обжирает наши кусты!

– Ступай за мною, Мордимер. Проведу тебя в канцелярию, – сказал человек в сером плаще, когда мы добрались до внутреннего двора.

Шагая за ним, я успел осмотреться, поскольку не слишком хорошо помнил монастырь Амшилас. Был я здесь лишь единожды, да и то в компании других молодых инквизиторов – выпускников нашей славной Академии. В тот раз нас официально приветствовали аббат и часть монахов, в нашу честь был дан обед в трапезной и устроен торжественный молебен. Теперь же монастырь был тих и казался вымершим. Лишь мелькнул одинокий брат с огромными ножницами, постригающий кусты.

– Время вечерней молитвы, – пояснил мой проводник. – Но братья-библиотекари наверняка у себя. У них специальный распорядок.

Мы вошли в маленькую прихожую, поднялись по крутой лестнице и, наконец, прошли по галерее над садом, изобильном красивейшими кустами, – пока наконец мой сопровождающий не постучал в дверь в глубине коридора.