Кошко покачал головой:

– Если они решили назначить себе верховного «ивана ивановича», они это сделают. И мы получим факт. Но попытаться надо, согласен.

– Мне лично самым простым кажется перехватить рапорт из Бутырки. Есть там ваши осведомители?

Аркадий Францевич опять помотал головой:

– Бутырский тюремный замок не подчиняется градоначальнику, он губернский. А я служу в градоначальстве.

– Ну и что? Литовский тюремный замок подчиняется непосредственно Главному тюремному управлению. Но это не мешает мне иметь там осведомителей.

– Алексей Николаевич, вы не знаете здешних особенностей. Между губернатором Джунковским и градоначальником Адриановым есть контры. Это создает ряд неудобств. Джунковский демонстративно ни во что не ставит полицию с жандармерией, заигрывает с публикой. Он вообще позер, любит угождать общественному мнению. И мне при таком стечении обстоятельств трудно залезть в его вотчину.

– Хорошо, я залезу сам.

– Да? И как вы намерены это сделать?

– Поговорю с тюремной администрацией. Они ведь имеют доносителей среди арестантов?

– Не могут не иметь, – согласился Кошко. – Но почему смотритель согласится выполнить вашу просьбу? Он никак от вас не зависит.

– Зато он зависит от Хрулева. Я перед приездом сюда навестил начальника Главного тюремного управления. На всякий случай, поскольку допускал, что могут возникнуть трудности. Так вот…

Лыков похлопал себя по карману:

– Здесь письмо Степана Степановича на имя начальника каторжного отделения, с приказом очень постараться. Так что посмотрим, что получится. Кроме того, я привез деньги из сыскного кредита Департамента полиции и могу немедленно оплатить услуги полезного человека.

Аркадий Францевич одобрил:

– Деньги любого разговорят. Умно и предусмотрительно.

– Поэтому, Аркадий Францевич, предлагаю распределить обязанности. Вы ищите выходы на тех «иванов», которые находятся на свободе. Вдруг получится узнать их планы? Поездка в Петербург – важное событие. Отправят туда двух, от силы трех человек, не больше. Назначить делегатов будет нелегко, «иваны» должны собраться на сходку, чтобы определить выборщиков.

– Да, пожалуй… – пробормотал москвич.

– Тут вам и карты в руки. А я займусь Бутырками, теми ребятами, которые лишь заочно могут отдать свои голоса.

– А чем займется ваш даровитый помощник?

– Это он-то даровитый? – усмехнулся Лыков.

– Аркадию Францевичу виднее, – перехватил разговор Азвестопуло. – Если говорит, значит, так и есть. А займусь я поиском следов Сорокоума в Москве.

Главный сыщик подтянулся:

– Он имеет здесь интересы? Тут давайте поподробнее.

– Ну, это пока лишь догадка, – пояснил Сергей. – Мне поручено выявить связи потенциального «ивана ивановича» в торгово-промышленной среде. Информации об этом человеке очень мало. Но утверждают, что он эдакий бандит-предприниматель. Имеет интересы в торговле мануфактурой, а может, и производит ее. Будто бы отсюда его капиталы, которые дают ему преимущество в борьбе с Мезгирем.

– Это вам надо к купцам нашим обратиться, – посоветовал Кошко. – Если только они захотят ответить на ваши вопросы.

– Подскажите, кто захочет, – попросил коллежский асессор.

Москвич задумался:

– Солидный делец может и отказать. Знает, что ему за это ничего не будет. А несолидный вам зачем?

Питерцы молчали. Аркадий Францевич перебрал в уме фамилии и убежденно заявил:

– Надо к Гучкову идти, к Николаю Ивановичу. К городскому голове. Ему не нужно объяснять, в чем польза полиции, он разумный человек.

– Но что городской голова знает о темных дельцах? – усомнился Лыков.

– Николай Иванович – член разных банков и обществ, всех и не счесть. Кроме того, у него есть знаменитый брат Александр Иванович, думский предводитель октябристов. Уж этот точно знает всех темных, поскольку сам таков.

Питерцы хмыкнули. Александр Гучков действительно являл собой фигуру противоречивую. Политик и одновременно предприниматель. А еще бретер, авантюрист и большой друг военных. Он помогал им протаскивать через Думу кредиты на перевооружение армии. Лыков много слышал об этом от генерала Таубе. Виктор Рейнгольдович не раз говорил: «Покуда есть в Думе Гучков, еще можно жить. А как прокатят его, тут и закручинишься».

– Хорошо, – кивнул Алексей Николаевич, – попробуем вывести вашего голову на откровенность. Вот только как? Вы можете ему телефонировать и попросить о встрече?

Кошко смутился:

– Я, видите ли, сыщик. Мелкая для него фигура.

– Я тоже сыщик. В чине статского советника. А Гучков – действительный статский, его превосходительство. Как же нам его привлечь? А, придумал!

– Ну?

Алексей Николаевич обратился к своему помощнику:

– Помнишь фон Мекка? Когда мы дознавали хищения на Московском железнодорожном узле, то сильно сблизились[31].

– Помню, – ответил Азвестопуло. – Он умница. И что с того?

– Николай Гучков – член наблюдательного совета и ревизионной комиссии Общества Московско-Казанской железной дороги. А Николай Карлович – председатель правления Общества. Вот он пускай и протелефонирует.

Такая идея всех устроила. Лыков прямо из кабинета начальника МСП связался с фон Мекком и договорился, что тот немедленно примет двух командированных. Питерцы поехали в правление.

Николай Карлович встретил их весьма приветливо:

– Рад, рад видеть вас снова и в добром здравии. Слышал про ваше несчастье, Алексей Николаевич, и сочувствовал вам. Слава богу, справедливость восторжествовала, приговор отменен, и вы снова на службе.

– Спасибо. Признаюсь, это было неприятно.

– Просто неприятно, и не более? – недоверчиво прищурился фон Мекк. – Вас, исправного служаку, посадили в тюрьму. В два счета. Такой незаслуженный бламаж![32] А государь и не подумал вмешаться.

– У Его Величества и без меня хватает забот. Однако, э-э… ореол его для меня, признаться, поблек. Но это между нами.

Магнат фыркнул:

– А я и раньше вам говорил: нужна настоящая конституционная монархия, а не такая декоративная, как сейчас. С ответственным правительством, с сильной Думой. А может быть, даже и республика.

– Можем мы перейти к делу? – осадил предпринимателя сыщик.

– Можем. Зачем я вам понадобился?

– Мы ищем в Москве следы одного петербургского дельца. Или он торговец, или заводчик, но ясно одно: это темный человек.