Когда мне предложили дать интервью для этой книги, я стал вспоминать, откуда всё пошло, как начиналось наше знакомство…

Было это в девяносто каком-то году… Марина работала в еврейском театре и по этому поводу шутила:

– А какой же театр у нас сейчас не еврейский!

Встретились мы с ней на съёмках программы Андрея Кнышева «Серьёзные мужчины» – название, которое ни о чем не говорит зрителю, потому что проект так и не вышел в эфир. Андрей хотел сделать своеобразную вариацию своих легендарных «Весёлых ребят»: дескать, ребята выросли, превратились в пузатых мужиков, но не утратили способности шутить. Там была вся его старая гвардия – Андрей Столяров, Роман Багдасаров, Евгений Воскресенский, Сергей Шустицкий, Леонид Сергеев, но были и новые вкрапления. Андрей очень трепетно относился к выбору людей, которые его окружают. Он говорил, что юмор – вещь достаточно тонкая и поэтому чужой человек может всё повести не в ту сторону. Так что на площадку к нему попадали люди, проверенные тысячу раз. Были в этой команде, понятно, не только мужчины, но и женщины. Там я увидел Юлю Рутберг и там же появилась Марина. Я тогда впервые обратил внимание на её способность импровизировать и существовать в этом творческом вареве, где многое строилось на импровизациях. Марина не ждала, что ей принесут текст, а сразу же включалась в работу, что-то придумывала.

В перерыве она услышала мой житомирский акцент и стала расспрашивать о родственниках, о корнях – так оно и пошло-поехало. Времени на общение было мало, но уже чувствовалась некая приязнь.

Потом прошло время, и мы встретились на съёмках «Ростова-папы». Там были два оператора – я и Эдик Кечеджиян, у которого, кстати, я многому научился, – он содрал с меня столичную кожу, на своём примере отучил быть снобом. Он этакий Сарьян, который всё время требовал темперамента в кадре. Многие ведь приспосабливаются к вкусам режиссёра: если его всё устраивает, то оператор уже не стремится ничего исправить. Но Эдик Кечеджиян на режиссёра не ориентировался. Он не успокаивался до тех пор, пока не получит в кадре живой, звенящей картинки.

– Нет, нет, не то! – говорил он. И просил сделать очередной дубль.

Наступил день, когда предстояло снимать проход по улице Маши Голуб с Колей Добрыниным – он играл этакую мистическую личность, почти что демона. Казалось бы, что может быть проще секундного эпизода: идут и поют песню. В сериалах таких сцен навалом. Дали мотор, и вдруг Кечеджиян закричал так, что съёмку остановили:

– Что это за походка! Где яркость!

Маша говорит:

– Секундочку, сейчас всё исправим.

И начался просто каскад импровизаций. Все смотрели, открыв рот. Наконец, кто-то спросил:

– Эдик, неужели ты и теперь недоволен?

Тут он оторвал взгляд от камеры и сказал:

– Наоборот, я просто не могу остановиться: один эпизод лучше другого.

Они действительно сыграли замечательно. Кечеджиян потом всем говорил, что встретил артистов, которые понимают его с полуслова. Но планку задавала, конечно же, Маня. Она умела из маленькой, незначительной секунды сделать целый спектакль.

Из тех съемок мне запомнился ещё один эпизод. В Ростове на противоположной стороне от города есть такое место – Левбердон. То есть левый берег Дона, где много ресторанов и турбаз. Одну из вечерних сцен снимали там. Привезли костюм, но переодеться было негде. Марина развела руками:

– Даже полотенца нет.

У операторов есть такие чёрные квадратные штуки, которые называются неграми или флаерами.

Она говорит:

– Серёжа, прикрой меня.

Я развернул флаер, и она очень ловко переоделась. При этом постоянно шутила. А появившись из-за флаера в новом костюме, подытожила:

– Чудны дела твои, господи.

У меня от смеха флаер выпал из рук. А потом она вошла в кадр и… не жалея собственных сил (хотя съёмка была ночная), выдала мощнейший заряд энергии. Если говорить профессионально, то она не халтурила, не умела беречься и рассчитывать силы, а щедро растрачивала себя, вкладываясь в роль по максимуму.

Совсем с другой стороны я узнал Марину на съёмках «Дневника убийцы». Она играла интеллигентную еврейскую маму одного из главных героев (Илья Любимов), и надо было сделать семейные фотографии, стилизовав их под дореволюционный уклад. Когда я прочитал сценарий, то решил, что Кирилл делает ошибку, дав Марине роль такого северного, засушенного, слишком серьёзного человека. Но начались репетиции. Я пришёл, Марина была уже загримирована, одета. И узнать её было невозможно. Полная противоположность тому, что мы видели в Ростове. Там она играла базарную торговку, а здесь становилась родоначальницей весьма аристократического семейства. Там она была подвижной, заводной, неугомонной, здесь – холодной и чопорной. Там всё внимание привлекали голос и жесты, здесь я запомнил её глаза. Совершенно другой уровень!

Кстати, этот взгляд перенесла она ещё в одну роль, которую не видел больше никто. Однажды она позвонила мне и спросила, нельзя ли снять студенческую короткометражку в моей квартире (она знала, что мы вот-вот начнём делать ремонт, и потому студенты большого вреда обстановке не нанесут).

Я удивился:

– Марин, а зачем тебе студенты?

Она говорит:

– Ну как, наш святой долг помогать молодёжи. Да, к тому же я дала им слово. У них нет денег, они не могут заплатить, но они очень талантливы.

Я оставил им ключи от квартиры в Брюсовом переулке и уехал. Как оказалось, Маша играла старушку, которая в конце умирает. В общем, когда я вернулся, они снимали уже финал – вынос тела на носилках. Маша оживилась:

– Хорошо, что ты пришёл. Ты как раз будешь прохожим, который помогает нести носилки в санитарную машину.

Я послушался и помогал. Но история на самом деле была очень страшной, потому что Голуб слишком правдоподобно играла мёртвую женщину. Несколько лет спустя, когда случилась эта чудовищная катастрофа и я шёл к гробу прощаться, вдруг всплыли в памяти картины той съемки. Я ведь всё это уже видел…

Но не буду заканчивать на грустной ноте. Нельзя не сказать ещё об одной виртуозной работе Марины в фильме Серебренникова «Изображая жертву». Она, как и в спектакле, играла маму главного героя.

Знаете, иногда сидит человек курит и вдруг выпускает дым в виде кольца. Это нельзя зафиксировать, потому что длится секунды. И вот точно такая же магия рождалась у Кирилла на съёмках.

Тут важно помнить ещё о том, что Марина умела добиваться своего, но при этом не была скандалисткой – это разные методы. Есть метод бокс, а есть метод айкидо, когда ты используешь силу противника. И то и другое, по сути, довольно жёсткие виды борьбы. Марина никогда не являлась боксёром.

Фильм снимался очень быстро, но снять плохо мы не имели права. Надо было очень концентрированно и точно работать, как часы, как единый механизм. На весь процесс нам отводилось всего лишь 15 смен – это своего рода рекорд. Бюджет был ограничен, так что никаких глобальных перемен и перестановок в процессе съёмки мы позволить себе уже не могли. Некогда думать и долго курить.