Весёлая, остроумная… Ты сразу попадал под её обаяние и мощнейшую энергетику. Говорят, точно таким же на съёмочной площадке был Роллан Быков. Он просто забивал своей мощью режиссёров и партнёров – они не успевали отстреливаться, отбиваться от его предложений. Я вспоминал эти рассказы всякий раз, когда смотрел на Марину. Она, естественно, придумывала за кадром жизнь своей героини, предлагала разнообразные варианты, от которых зависело дальнейшее направление картины. Мы спорили, обсуждали, но фантазия работала беспрерывно. Это, кстати, редкое качество для артиста: большинство предпочитают, чтобы им принесли готовый сценарий, а режиссёр разъяснил, что нужно делать.

Кроме всего прочего, рядом с Мариной всегда было безумно весело. На съёмках она сразу, как магнитом, притянула к себе Андрея Панина и Богдана Ступку. Какая компания была! Они бесконечно травили анекдоты, что-то вспоминали, рассказывали. А сейчас страшно подумать: никого не осталось в живых. Помню, как однажды в конце съёмочного дня рассказывает:

– Ребята, сегодня вы меня обхитрили. Я стою в кадре, вы с оператором отходите и так посматриваете на меня через какие-то предметы, через окошко, которое на первом плане. Я всё жду, напрягаюсь, понимаю, что записи ещё нет, но стараюсь играть. Была уверена, что у нас репетиция! Две минуты, три, четыре – время идёт, вы тихо о чём-то шепчетесь, и я постепенно убеждаюсь, что играю просто гениально и что этот процесс нельзя останавливать. Перехожу на экспромт, пошла глубина, выстраиваю судьбу персонажа и вдруг слышу: «Вот этот горшок на переднем плане передвинуть или оставим на месте?» У меня внутри всё оборвалось! Нельзя же так с артистами – без предупреждения, как ледяной душ.

Рассказывая это, сама же первая смеялась. Но я понял: в этих словах есть некий знак: мол, ребята, дайте поиграть. Придумайте что-нибудь, хочется работать. И я по ходу действия немного растянул её задачу: очень мне нравится, например, сцена с половником на кухне или та, где она подслушивает у двери. Ну, много вещей, когда её реакции и оценки помогали сюжету. Она очень хорошо это делала.

Конечно, мне захотелось ещё раз встретиться с Мариной в работе. Однако сейчас наш кинематографический мир настолько непредсказуем… У меня лежит с десяток непоставленных сценариев. Ты пишешь, а потом они не реализуются. Тут угадать трудно. Поэтому поработать больше не довелось, но всегда, когда встречались, мы об этом говорили, искренне хотели работать вместе, потому что удовольствие от той первой работы и результат всегда нас к этому толкали.

Марина Голуб стала артисткой Московского Художественного театра в 2001 году. Художественный руководитель театра Олег Павлович Табаков делал ставку на новые режиссёрские имена. Так, в театр пришли Кирилл Серебренников, Юрий Бутусов, Сергей Женовач, Адольф Шапиро, Константин Богомолов, Миндаугас Карбаускис, Лев Эренбург, Евгений Писарев, Нина Чусова и другие.

Нина Чусова, имевшая репутацию режиссёра, который умеет соорудить нечто яркое и комедийно-острое, приступила к распределению ролей в пьесе Мольера «Тартюф». Заглавную роль предстояло сыграть Олегу Табакову. В первом составе были заняты Авангард Леонтьев, Ирина Мирошниченко, Марина Зудина, Александр Семчев, Дарья Мороз, Максим Матвеев и другие артисты. На роль ловкой и темпераментной служанки Дорины была утверждена Марина Голуб.

Несмотря на то что спектакль был по-настоящему звёздным, критикой, мягко говоря, он обласкан не был.

– Критика размазала наш спектакль, – говорит Нина Чусова. – Марина писала мне в SMS: «Меня ранили». Ей не понравилось, что нашего «Тартюфа» стали сравнивать с легендарной постановкой Эфроса, а ее роль – с тем, как играла Ольга Яковлева. Я успокаивала: дескать, сравнивать постановки нельзя: там одна стилистика, здесь – другая. Но Марина в этом вопросе всё равно была как дитя: «Мы ведь так старались!»

Самое интересное, что, когда год спустя некоторые из рецензентов еще раз посмотрели спектакль, они сказали, что в «Тартюфе» появилась глубина, очень выросли актёрские работы. Меня поздравляли, хотя, скажу по секрету, я ничего там не меняла.

И Марина тоже смеялась: «Такое ощущение, что они забыли свои же рецензии».

Впрочем, бог с ней, с критикой. Знаете, какой кайф мы получали на репетициях! Нам было всё равно, что об этом напишут, поскольку в отличие от великого Анатолия Васильевича Эфроса мы не Мольера стремились раскрыть, а ставили собственную фантазию на темы «Тартюфа». Мы как бы играли в комедию, делали капустник. Поэтому, когда на одном из спектаклей у Олега Павловича в кармане громко зазвонил мобильник и он, подняв трубку, сказал: «Перезвоните позже, я сейчас на сцене», – зал восторженно зааплодировал. Это было классно, органично и соответствовало табаковской манере игры. За кулисами я ему сказала: «Олег Павлович, надо же, как вовремя телефон зазвонил». Он, шутя, ответил:

– Да ты понимаешь, я ведь тут ещё и директор, и художественный руководитель – с телефоном неразлучен.

Были и другие интересные попадания. Например, Оргона изначально играл Алексей Гуськов. Я хотела, чтобы на сцене был этакий сухой пройдоха, которого вокруг пальца не обведёшь. Но в процессе репетиций наши отношения с ним, к сожалению, разладились. Зато пришёл Александр Семчев и сказал:

– Нин, я знаю, что у вас там всё плохо. Возьми меня, пожалуйста.

Я поняла, что Оргон может быть и таким. Большой откормленный ребёнок, который до жути наивен. А вечно энергичная Марина Голуб подходила, конечно же, на роль служанки Дорины. Она задавала темп всему спектаклю. Я даже просила её оставаться на репетиции тех сцен, в которых она не занята, – от Марины всегда исходила «вибрация», без которой комедия немыслима. И это давало силы, даже если Марина молчала.

После одного из спектаклей ко мне подошёл Олег Павлович и попросил найти какой-то деликатный ход и намекнуть Голуб, чтобы она чуть-чуть умерила свой темперамент. И, в самом деле, её энергичность зашкаливала. Но я кивнула и… всё оставила как есть.

Думаю, что их комедийный талант был равносилен. Табаков в комедиях привык солировать сам, а Марина, мне кажется, создавала ему некоторую конкуренцию: её выход публика тоже ждала.

Как я уже говорила, на репетициях мы получали истинное удовольствие от процесса. Однажды, например, открылась дверь, и в зал вошел… Квентин Тарантино. Как позже выяснилось, во время своего визита в Москву он забрёл в Камергерский и, узнав, что здесь театр, попросился внутрь. Табаков с распростёртыми объятиями и своей фирменной улыбкой пошёл навстречу: «Хэллоу!»

Маня, не выходя из образа Дорины, кокетливо воскликнула:

– Здрасьте, товарищ Тарантино. Заходите к нам на репетицию, не стесняйтесь. Передайте потом своим, в Голливуде, как играть надо.

И Квентин сидел, смотрел с интересом, как играют эти загадочные русские артисты.

В «Тартюфе» довольно высоко над сценой были подвешены огромные качели. И вот однажды во время спектакля они сорвались с цепей. Все ахнули. Тяжеленная металлическая конструкция продолжала раскачиваться и в любую секунду могла рухнуть на сцену или в зрительный зал. В полной тишине Марина Голуб вышла на авансцену и, не отступая от мольеровской стихотворной формы, произнесла: