Леонсия, Энрико Солано и пять его рослых сыновей былитоже тут. Отец и

братья Леонсии, кипя от негодования, нетерпеливо прохаживались взад и

вперед, но начальник полиции, окруженный жандармами во главе с комиссаром,

оставался невозмутимым. Тщетно пыталась Леонсия пробиться кФренсису, когда

его подвели к виселице, и тщетно пытались родные уговорить девушку покинуть

двор. И так же тщетно протестовали ее отец и братья,утверждая, что Френсис

не  тот  человек,  которого  ищет правосудие. Начальник полиции лишь

презрительно усмехнулся и приказал начинать.

Когда Френсис взошел на помост и ступил уже налестницу, приставленную

к виселице, к нему подошел  священник; но Френсис отказался от его

напутствия: он сказал ему по-испански, что если вешаютневинного человека,

то он и без чужих молитв попадет в рай, - пусть молятся те,кто его вешает.

Френсису связали ноги и стали вязать руки, на него уже собирались

надеть черный колпак и накинуть на шею петлю, как вдруг из-за тюремной

ограды донесся голос приближающегося певца:

Мы - спина к спине - у мачты,

Против тысячи вдвоем!

Леонсия, находившаяся в полуобморочном состоянии, услышав этот голос,

пришла в себя и даже вскрикнула от радости, увидев ГенриМоргана, который,

расталкивая стражу, преграждавшую ему путь, входил в этовремя во двор.

Один только Торрес огорчился при появлении Генри, но все были так

возбуждены, что никто этого не заметил. Зрители не сталивозражать, когда

начальник полиции, пожав плечами, объявил, что емубезразлично, кого из этих

двух вешать, - лишь бы повесить. Зато вся мужская половинасемейства Солано

горячо запротестовала, утверждая, что Генри тоже не виновен в убийстве

Альфаро. Однако решил дело Френсис; все еще стоя на помосте, пока ему

развязывали руки и ноги, он крикнул, перекрывая шум толпы:

- Вы судили меня! Вы не судили его! Вы не можетеповесить человека без

суда! Раньше должен быть суд!

Френсис спустился с помоста и обеими руками схватилруку Генри, но не

успел он пожать ее, как к ним подошел комиссар,сопутствуемый начальником

полиции, и с соблюдением всех формальностей арестовалГенри Моргана за

убийство Альфаро Солано.

- Надо действовать быстро - это главное, - заявилФренсис, обращаясь

к небольшому семейному совету, собравшемуся на верандеасьенды Солано.

- Главное - укоризненно воскликнула Леонсия,перестав взволнованно

мерить шагами веранду. - Главное - спасти его!

И она возмущенно потрясла пальцем перед носом Френсиса, как бы

подчеркивая значение сказанного. Не удовольствовавшисьэтим, она потрясла

пальцем и перед носом всех своих родных - отца и каждого избратьев.

- И быстро! - с жаром продолжала она. - Мыдолжны действовать

быстро, а не то... - И голос ее оборвался от несказанного ужаса,

охватившего ее при мысли о том, что может произойти сГенри, если они не

будут действовать быстро.

- Для шефа все гринго одинаковы, - в тон ей заметилФренсис, а сам

при этом подумал: "Какая она красивая и чудесная".- Шеф безусловно царь и

бог в Сан-Антонио, - продолжал он, - и привыкдействовать не раздумывая.

Он даст Генри не больше сроку, чем дал мне. Мы должнысегодня же вызволить

беднягу из тюрьмы.

- Слушайте! - снова заговорила Леонсия. - Мы, Солано, не можем

допустить этой... этой казни. Наша гордость... наша честь... Мы не можем

допустить этого. Ну, говорите же! Да говорите же кто-нибудь! Хоть ты, отец.

Предложи что-нибудь...

А пока шло обсуждение, Френсис молча слушавший их дебаты, терзался

глубокой печалью. С каким великолепным пылом говорилаЛеонсия, но пыл этот

был вызван чувством к другому человеку, что, конечно, немогло порадовать

Френсиса. Сцена, разыгравшаяся на тюремном дворе после того, как его

выпустили, а Генри арестовали, все еще стояла у него передглазами. Он точно

сейчас видел - и сердце его заныло при воспоминании обэтом, - как Леонсия

бросилась в объятия Генри, а тот отыскал ее руку, чтобыубедиться, на месте

ли его кольцо, и, убедившись, крепко обнял девушку и поцеловал долгим

поцелуем.

"Ну ладно, хватит", - со вздохом подумалФренсис. Во всяком случае, он

сделал все, что мог. Разве после того, как Генри увели, онне сказал Леонсии

- спокойно и даже холодно, - что Генри ее жених ивозлюбленный и что

лучшего выбора дочь Солано и сделать не могла?

Но от этих воспоминаний он ничуть не становился счастливее,как и от

сознания, что поступил правильно. Да, правильно. Он ни разу в этом не

усомнился, и это позволяло ему глушить в себе чувство кЛеонсии. Однако

сознания собственной правоты, как он обнаружил в данном случае, еще далеко

не достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым.

Но на что же иное мог он рассчитывать? Простоему не повезло: он

приехал в Центральную Америку слишком поздно - вот и все; приехал, когда

эта прелестная девушка уже отдала свое сердце тому, ктопришел до него, -

человеку, ничуть не хуже его самого, а может быть, какподсказывало ему

чувство справедливости, даже  и  лучше. И это чувство справедливости

требовало, чтобы он честно относился к Генри - своемукровному родственнику

Генри Моргану, необузданному потомку необузданного предка, человеку в

парусиновых штанах и обвисшем сомбреро, неравнодушному кушам незнакомых

молодых людей, питающемуся сухарями  и черепашьими яйцами и готовому

перекопать целых два острова - Быка и Тельца - впоисках клада старого