в спокойной обстановке. Техник-оператор Виктор Ершов возится с аккумулятором, собирается ловить навагу на электросвет. Кто-то жалуется, что механизаторы забрали в свою будку все комплекты шахмат, кто-то ищет недочитанную книгу.

В сейсмостанции включают радио. Идет передача из Москвы. Тонкий провод от приемника тянется во вторую жилую будку.

Несколько будок и тракторов стоят в морозной пустыне. Тьма вокруг. И только над головой крупные, как горошины, звезды. Постепенно сон берет свое. Укладываясь на узкой скамейке в сейсмостанции, Алексей Ильич договаривается со старшим рабочим:

– Давай, Митя, ляжем поверх мешков. А то проспим, станцию подморозим. Нужно будет ночью дров подкинуть.

А утром в ведро на раскаленной печке летит глыба белого, как рафинад, снега. Михаил Машин, бросая в лицо пригоршни холодной воды, весело бормочет:

– Здесь будет… город заложен…

Где теперь кочуют эти волевые люди, оптимисты по природе, не боящиеся никаких трудностей? В каких уголках тайги прокладывают они новые пути?

Сонно шумят в ответ лиственницы. С востока, где расцветает зарево нового дня, тянет тонкий предутренний ветерок. Аркадий трогает ногой кик-стартер остывшего двигателя.

– Пошли!

Все яснее становится кругом. Светлеет впереди дорога. Через несколько десятков минут въезжаем в поселок с ровными шеренгами домов, расчищенными улицами.

Вышла на крылечко женщина в платке. Кто-то из ребят, не слишком сведущий в местных наименованиях, кричит на ходу.

Эй, бабуся! Как эта деревня называется? В ответе звучит неожиданная обида:

– Сами вы деревня! Это ж нефтеразведка Сабо!..

Здравствуй, Сабо, – нефтеразведка и промысел, выросший за короткий срок на глазах у всех сахалинцев!

Главный геолог Валентин Тараканов, отодвинув в сторону кругляши сероватой глины и пробирки с маслянистыми растворами, задумчиво повторил:

– Как мы начинали? Не так-то легко вспомнить: много прошло событий… Но все же попробуем.

В кабинет то и дело заходят люди – коллекторы, буровики, трактористы, – прислушиваются к разговору, усаживаются у стола. Главный геолог рассказывает суховато, то и дело обращается за справкой к большой карте, на которой тонкими линиями обозначена сабинская структура.

Но собеседники часто прерывают его, и рассказ украшается такими подробностями, что рука невольно тянется к блокноту.

Мы записали историю Сабо, рассказанную самими строителями нефтеразведки.

…Летом по речке, которую нивхи с древнейших времен называют Сабо, кочевала геологическая партия Валентины Дмитриевны Бутиной. По вечерам геологи собирались у костра, варили ужин, а с первыми лучами солнца вновь принимались за работу.

Они пробивали шурфы, неглубокие, до трех метров скважины. Когда тайга была исхожена вдоль и поперек, геологи пришли к выводу: «Здесь может быть нефть».

Как известно, «может быть» и «есть» не стоят рядом. У нефтеразведчиков, прибывших на новую структуру, поводов для сомнения было столько же, сколько у геологов.

Первый трактор, с прицепом, ломая кусты, выбрался на полянку.

– Подожди, Миша, не останавливай! Здесь дерево мешает…

– Мешает? Руби!

Один за другим шли по тайге тракторы с буровым оборудованием, трубами, приборами, домашним скарбом.

В тот год все делалось одновременно: строился первый дом, возводилась первая буровая, прокладывалась первая дорога, а рабочая столовая осваивала выпуск пельменей и вареников.

Трактор и будка на санях были единственным видом транспорта на разведке. Им пользовались рабочие, выходя утром из домов, в каждом из которых жило по нескольку семей, отгородивших от соседей собственное жизненное пространство ситцевыми занавесками.

Трактор перевозил на станцию больных и доставлял в поселок арматуру, из которой вышкомонтажники, вцепившись ногами в леденящий металл, вязали первые буровые.

…Вышка стояла километрах в трех от поселка, но молодой мастер Жаудат Муратов редко бывал дома. Пожелтевший от усталости, он сутками сидел на буровой, где ревели дизели, скрежетала лебедка и одна за другой уходили в землю длинные бурильные «свечи».

В мае 1952 г. колонна была «прострелена». Газ шел из-под земли с такой силой, что тайга гудела на много километров вокруг.

Это был праздник.

Это была победа.

Но вечером Жаудат, глядя на ярко освещенные окна домов, где сто пятьдесят разведчиков праздновали победу, коротко сказал:

– Газ – еще не нефть.

В то время молодой мастер не знал, что ему предстоит пробурить первооткрывательницу нефти – «Шестнадцатую».

Это произошло в декабре тысяча девятьсот пятьдесят четвертого. Пурга налетела тогда внезапно, размывая своими порывами очертания домов, труб, деревьев.

Проходка скважины была закончена, получили приказ спускать обсадную колонну. Едва начали спуск, – все кругом побелело. Ветер срывал с губ слова команды. Пурга отрезала буровиков от поселка.

А на буровой не хватало четырехсот метров труб. Их нужно было доставить немедленно. И тракторы двинулись в пургу. Только на третьи сутки тракторист Михаил Газизов раздвинул в улыбке обмерзшие губы:

– Все-таки добрались.

«Шестнадцатая:» дала фонтан – первый фонтан сабинской нефти.

Узнав об этом, прораб вышкомонтажников Петр Васильевич Пиксаев вооружился топором и начал строить собственный индивидуальный домик. Теперь осесть на земле стоило накрепко.

Самой трудной была зима 1955–1956 годов.

Пурга почти не утихала. Она завалила снегом бараки, остановила железную дорогу.

Поселок оказался отрезанным от мира.

В эту зиму люди работали, крепко стиснув, зубы. Вахтовые тракторы не могли пробиться к буровым, и бригады стояли по восемь, шестнадцать, двадцать четыре часа.

Один трактор вывозил сразу две вахты. Пока одна работала, вторая отдыхала в культбудке.

О ком рассказать? О вышкомонтажниках молодежной бригады Виктора Клинкова? О шестидесятилетнем прорабе Науме Демьяновиче Воскобойникаве? О вахте Николая Грималюка?

Все они трудились для того, чтобы назвать 1956 – годом окончательной победы.

На нефтеразведке поднялась первая пятерка «фонтанных елок».

– Есть промышленная сабинская нефть!

А разведчики шагнули еще дальше в тайгу, на пятнадцать километров от поселка, на «Южный профиль».

Жаудат Латыпович Муратов, которого все попросту зовут Яковом Алексеевичем, опять двое суток не уходит с буровой. Сегодня нужно брать пробу.

Вот, наконец, с глубины, превышающей полтора километра, поднят серый столбик породы. Выпускник Иркутского университета старший коллектор Герман Куклин разламывает его, подносит песчаные кружочки к лицу и с наслаждением вдыхает запах нефти.

– Нефть!..

Снова ревут дизели. Дрожит «свеча», едва заметно для глаза погружающаяся в недра земли.

На высоте бесстрашно работает комсомолец Анатолий Кириллов. Верховым его назначили совсем недавно.

Жаудат более спокойно разговаривает по телефону с женой, которая ждет его дома:

– Да, теперь скоро приеду… Иок, – и добавляет несколько слов по-татарски.

Изменился за эти годы поселок. На плане, который висит в кабинете парторга Василия Карымовича Загидулина, можно прочесть: «школа», «столовая», «электростанция», «мастерские», «стадион».

Сабо – очень молодой поселок. Но в нем уже немало людей, которые не успели застать ни палаток, ни керосиновых ламп.

Юрий Кулешов, например, приехал сюда в прошлом году после окончания нефтяного техникума. Приехал вооруженный знанием