новейшей техники. Он оператор газокаротажной станции.

Впрочем, Юрий тоже кажется старожилом двум девушкам и парню в форменной шинели – практикантам техникума. Кто знает, может быть и они в ближайшем будущем станут жителями Сабо.

Поздно вечером в клубной библиотеке гремит «Мир». В Москве сейчас полдень. Столица передает передовую «Правды»…

Голос Москвы слушают нефтеразведчики Сабо, поселка, которого еще нет на карте Сахалина, но который непременно появится на ней.

Если опросят нас, какая из дорог в нашей области является лучшей, мы ответим без колебания: от Сабо до Охи!

Широкая, ровная, с хорошо сделанными виражами, она позволяет развить скорость до восьмидесяти километров в час.

Бегут под колеса последние километры автострады. В утреннем тумане показались двуногие стальные вышки – эклипсы старейшего на Сахалине Охинского нефтяного промысла.

Вот мы и добрались до самой северной точки маршрута.

…Где пурга пахнет нефтью

Зотовская вышка. – Оха «ситцевая» и крупноблочная. – На старейшем нефтедобывающем. – Старожилы и новички. – Комсомольская стройка. – «Мирный атом» у нефтяников. – В Рыбновск. – Секрет рыбновской кеты.

Неприветливо приняла спортсменов столица «Дальневосточного Баку». Самый северный сахалинский город готовился встретить осень. Блестел мокрый бетон мостовых, растворились в туманной дымке очертания домов и стальные ходули эклипсов на старейшем промысле, в карие холодный ветер глухо шумел в кронах деревьев.

Машины остановились У новой гостиницы. Пока Маша – веселая и расторопная дежурная – просматривала наши паспорта и хлопотала, чтобы все попали в одну комнату, окончательно рассвело. Сквозь туман пробилось солнце и центральная городская магистраль – улица Дзержинского, – умытая дождем, засверкала всеми цветами радуги.

Двухэтажные и трехэтажные дома, шеренги серебристых фонарей, зеленые газоны. Крепко встал на сахалинской земле город Оха. Сделано в нем все не на месяц и не на год. Кажется даже, что он старше других городов на острове.

Но мы знали: два года назад не было многих домов рядом с гостиницей, три года назад не было самой гостиницы, а тридцать лет назад, вообще ничего не было. Только тайга стояла на девяти холмах, да существовала легенда о «керосиновом озере».

История сахалинской нефти насчитывает, правда, много десятилетий. Еще в 1880 году николаевский купец Иванов, услышав от нивхов о «керосин-воде», получил первый отвод для строительства промысла.

В последующие годы по его следам хлынули на северный Сахалин десятки хищников и авантюристов. Кого только не перевидела тайга! Немца Клейе, приехавшего с Суматры, экспедицию англичанина Нормана Ботта, инженеров американского капиталиста Гарри Синклера, представителей «Немецко-китайской компании» и японской фирмы «Кухара».

Но тщетно… Одиноко осталась стоять среди тайги деревянная вышка отставного лейтенанта Зотова, не давшая ни ему, ни его наследникам и тонны «черного золота».

Мотовская вышка ныне охраняется как исторический памятник. Она стоит в центре большого промысла. Ее окружают не лиственницы, а лес стальных эклипсов, станки-качалки, нефтепроводы и резервуары, котельные и конторы.

С вышкой нас познакомил лучший оператор промысла по исследованию скважин Николай Ильющенко. Вначале он выполнил свою работу: произвел замер скважины гидравлическим динамографом новейшей конструкции, а затем, упаковав прибор в чемоданчик, показал нам «памятник старины».

В деревянной клети он подобрал стальной прут, сунул его в стальную трубу, торчащую из земли, и вытащил обратно, с прута упали густые черные капли.

– Была нефть, а взять, конечно, не могли… То, что оказалось не под силу русским и иностранным предпринимателям, свершили граждане молодого социалистического государства, строители страны Советов.

Месяц спустя после освобождения северного Сахалина от японских оккупантов, 19 июня 1925 года сторожевой пароход «Воровский» привез первую разведывательную экспедицию к дикому Кайгану.

В сентябре 1927 года четыре десятка строителей отпраздновали закладку конторы будущих промыслов.

Это живая история. Парторг промысла Владимир Дворянкин, вздохнув, сказал:

– Сам-то я, если вы историей интересуетесь, много не расскажу… Я тут всего десять лет работаю. Десять лет на нашем промысле – еще не стаж. Вот Анатолий Сергеевич может…

Он кивнул пожилому коренастому человеку, сидевшему за соседним столом.

Анатолий Сергеевич Цветков тридцать лет назад был бригадиром комсомольско-молодежной бригады вышкомонтажников, «бригады отчаянных», как ее называли. Промысел встал на его глазах и, можно сказать, выстроен его руками. На столе появились старые фотографии.

– Это тридцатый год… – объяснял старый комсомолец. – Вот тут мы сейчас находимся, а там, где вырубка, – мастерские стоят. Видели, наверное, по пути. А это емкости открытые… Вышки, конечно, деревянные были…

Высоким мужеством, энтузиазмом, суровой борьбой с природой были отмечены первые годы строительства Охи. Люди жили в палатках (за их выгоревший брезент Оху называли «ситцевой»), рубили тайгу, строили вышки и дома, настилали дощатые тротуары через болота, чтобы рядом с Зотовской вышкой встал первенец сахалинской нефтяной промышленности.

Грозненские и бакинские мастера, приехавшие по призыву Партии осваивать неведомые месторождения, обучали новых рабочих, создавали кадры нефтяников.

– Трудное время было, горячее… – продолжал Анатолий Сергеевич. – Сейчас мы по улицам деревья высаживаем, возим издалека, а тогда не знали, как в тайге прорубиться. Один мой товарищ – он и сейчас в Охе – помню заблудился, еле промысел нашел. А плутал он в тех местах, где теперь кинотеатр «Нефтяник». В центре сегодняшнего города.

В 1932-м «ситцевая» Оха была уже городом с 25-тысячным населением, с больницей, школами, магазинами, рабочими клубами и радиостанцией. По новому адресу ежедневно поступало двенадцать тысяч экземпляров газет.

За десять лет сахалинские нефтяники сумели увеличить добычу в 150 раз. В 1940 году за героический труд большая группа инженеров и рабочих была награждена орденами и медалями.

Промысел стар, но он живет. И как живет!

– У нас нелегко работать, – говорят нефтяники. – Разрывы пластов разделили нефтеносную породу на десятки самостоятельных блоков. Сыпучий песок образует пробку вокруг забоя. Хитрим, как можем!

«Хитрость» же – постоянная и кропотливая работа над действующим фондом. В ней участвуют все – мастера добычи и подземного ремонта, операторы, трактористы, исследователи, геологи.

Анна Яковлевна Торопова и Ильяс Гильмутдинов пришли на промысел в разное время. Анна Яковлевна – в суровые военные годы, Ильяс – недавно. Они работают на одном участке и отношение к труду у них одинаковое. Днем и ночью, в мороз и пургу обходят операторы свой участок, чутко следят за работой каждого ставка. Им приходится учитывать сотни различных мелочей, добиваясь бесперебойной работы скважины.

Отлично трудятся нефтяники самой сложной профессии – оператор подземного ремонта Павел Стародумов, помощник оператора Андрей Щербаков, тракторист Алексей Гаранжа. На пронизывающем ветру они поднимают из скважин нитку труб, наполненных нефтью и песком. Длина ее несколько сотен метров. После ремонта – она снова в работе.

Упорные искания – вот что сделало промысел передовым,