грузами являлись щебень карьеров острова Сааремаа, кирпичи Локсаского завода, рельсы для военной железной дороги на островах, строительный лес и дрова для военных все на тех же островах. Сосновые рощи эстонских островов оберегали и не рубили, острова считались зоной заповедной и не только по причине пребывания на них военных, без пропуска попасть туда было невозможно.

Наверное, поэтому посещение островов доставляло морякам большое удовольствие. Поляны спелой земляники летом, масса грибов осенью, теплые прибрежные воды, купанье, рыбалка. Отношение местного населения к нам очень доброжелательное, нередко приглашали в гости на домашнее пиво, на свадьбы. Это были оазисы нетронутой природы, птичьих гнезд, чистых с прозрачными водами карьеров, в которых мы ловили крупных окуней и прожорливых щук. Масса полевых цветов, аромат трав и необыкновенное ощущение природной чистоты. Не хватало только разрешения на приезд семьи, тогда стоянка в портах и портопунктах островов летом была бы желанней домов отдыха и курортов.

Каботажное плавание позволяло совместить работу и пребывание с семьей, что-то вроде отпуска без отрыва от производства. Уютный Выборг с его шхерами был не менее гостеприимен, а Ленинград с музеями и театрами во время стоянок радовал нас с семьями культурными программами, расширял кругозор детей.

Впрочем, все маленькие порты Эстонии дарили прекрасный отдых, чего стоила, к примеру, Локса с ее прекрасным пляжем, обилием в тогда еще практически нетронутых сосновых лесах невероятного количества боровиков, черники и брусники.

Экипажи каботажного флота комплектовались в основном из лиц, не прошедших визирование или ожидавших его благополучного завершения, а также временно отстраненных от загранплавания по различным причинам. Многие из них были неплохими моряками, среди которых немало эстонцев, жителей островов и побережья Эстонии. Встречались и те, кто плавал еще на судах буржуазной Эстонии. По выражению одного из начальников отдела кадров, каботажный флот долгое время являлся кузницей боцманов и поваров, особенно последних, которых именно там проверяли на профпригодность на желудках неприхотливых моряков-каботажников. Однако народ в этой кузнице был отнюдь не святой и нередко позволял себе вольности на берегу, которые морякам дальнего плавания и не снились. Из-за хронического отсутствия денежных знаков, каботажные моряки вынуждены были проявлять большую изобретательность, чтобы понравиться прибрежным красавицам, влиться в дружную семью любителей Бахуса. В большом ходу было пиво, которое издавна варили на хуторах, а приправленное спиртом, который имелся в изобилии у военных, получалась смесь, которая даже в небольших количествах вселяла, по признанию местных острословов, "радость до бесконечности". Не избалованные светскими развлечениями жители поселков и портопунктов были рады веселым морякам, а девушки любили их за широкую натуру, которая у местных парней не просматривалась.

Особый статус поселка диктовался, прежде всего, нахождением там судоремонтного завода, долгое время являвшегося единственной ремонтной базой судов пароходства. С учетом жестких требований к докованию раз в два года почти все суда находились в Локса не менее чем десять суток, а чаще всего задерживались и на больший срок. Что такое ремонт, знают все, но что такое ремонт судна, знакомо только морякам, у которых при одном воспоминании начинает сосать под ложечкой. Но об этом скажу отдельно, могу только сообщить, что пребывания в столь благословенном местечке не избежал ни один моряк нашего пароходства от безусого юнца до убеленного сединами старого морского волка. В летнее время в Локса, Пярну, Хаапсалу, Вяна-Ыйсу и Нарву приезжало много молодежи и студентов из Тарту, Таллина, Ленинграда. Здесь летом можно было дешевле прокормиться, найти временное недорогое жилье и познакомиться с парнем в тельняшке, который так красиво расскажет про морскую романтику, жаркие страны, что захватит дух. А уж если под вечер прижмет он к своей загорелой, сильной груди да уведет в прибрежные заросли, то останутся воспоминания на долгие годы. И не страшно, что белокрылый клипер в итоге окажется грузовой шхуной с серыми дырявыми парусами, а белоснежный лайнер — старым пароходиком с высокой дымящей трубой. После бессонных летних ночей это не важно, как и неважно то, что шотландский виски из оригинальной бутылки отдает резиновой грелкой, а гавайский ром чем-то напоминает смесь ликера "Вана Таллин", спирта и крепкого чая. А теплым эстонским летом чистый желтый песок пляжа эстонского побережья, ласковая балтийская вода не хуже, чем на Капакабана, если рядом с тобой морской волк, по его словам три раза обогнувший земной шарик.

Сколько былей и небылиц рассказывалось в кафе и ресторанчиках на побережье, и, как правило, героями их были моряки каботажного флота. О том, как на танцы в местный клуб именно седьмого ноября, в день Октябрьской революции, привел молодой красавец-старпом мерина, заявив изменнице, что ее новый ухажер, береговой инженер, гораздо бесполезней, чем это благородное животное. За это его якобы лишили визы на долгие годы, но потом, став капитаном большого круизного лайнера, он ясным летним днем зашел на рейд Локсы и всю ночь поил всех в кафе на пляже, отплясывая с чернокожей буфетчицей судового ресторана на зло обманщице. И как одна, изумительной красоты балерина из Ленинграда влюбилась в кочегара с парохода "Кабона" и когда увидела, что ее возлюбленный, стоя на корме уходящего в море судна, зовет ее, вошла в воду и шла по мелководью к пароходу до тех пор, пока ее голова не скрылась под водой. Кочегар, узнав об этом, бросился в штормовое море. Но они так и не встретились, и потом еще долго в каждое полнолуние выходила она на берег, когда "Кабона" стояла в порту. После того, как пароход разрезали на металлолом, ее уже больше никто не видел.

А кто из старых жителей Локса не знает историю верной овчарки Найды, которую щенком выловили в штормовом море. Она выросла на старой грузовой шхуне "Альбатрос", где знала каждого моряка. Вместе с ними заходила она в кабачки, пила с ложки горькую и подвывала морякам, когда те запевали:

В флибустьерском, дальнем синем море

бригантина поднимает паруса".

И как бы она пьяна ни была, но к трапу судна приползала и никогда не опаздывала к отходу. Однажды все-таки не успела, но не пошла ни на одно другое судно и ждала на причале, пока через два месяца не пришла ее шхуна. Больше всех она любила отчаянного капитана этой посудины, а когда тому открыли визу, и он не вернулся из отпуска в Локса, направилась она в Таллин. Там, в Таллинском порту она прождала полгода и встретила капитана из рейса. Но от него уже пахло чужим духом, другими морями, и она отправилась обратно, где умерла на причале от голода,