Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отнесись к своим переживаниям и волнениям с терпением и попытайся развеять их проявлением ДОБРОДЕТЕЛЕЙ ДОМОХОЗЯЙКИ!! Заботься о детях, найми нового повара и так далее – избегай шума и общества тех друзей, которые, хотя и всегда готовы пособничать тебе, будут рады видеть твое беспокойство или унижение, поскольку, без сомнения, они завидуют твоему успеху в обществе… Я знаю, что в глубине сердца он искренне любит тебя – и мне кажется, что я знаю это наверняка[143].
Дженни отправила три ответных письма в течение сорока восьми часов; понятно, что она была очень взволнована этой ситуацией. Френсис отвечала, призывая ее сохранять спокойствие, ворча по поводу ее пылкого нрава и советуя поговорить с Рэндольфом. Переживания Дженни длились несколько месяцев, и в октябре Френсис снова пыталась успокоить ее, говоря в письме: «Возможно, он полностью занят другими делами. Я не могу по верить в существование какой-либо другой женщины»[144]. Леони предположила в письме к Кларе, что, возможно, Дженни все это показалось, и даже Кински был того же мнения[145]. Связь Дженни с Кински была нерегулярной. Леони говорила, что он никогда не был верен Дженни и имел связи с другими женщинами, включая любовницу принца Уэльского – Дейзи Ворвик[146]. Только в более поздние годы Дженни начала увлекаться Кински в такой мере, что собиралась выйти за него замуж. Проблемой Дженни, по мнению Леони, было то, что она привыкла к восхищению со стороны других мужчин, и так как оно временно угасло, ей показалось, что Рэндольф не уделяет ей должного внимания.
Краткие письма Рэндольфа к Дженни в то время были довольно немногословными и написаны в деловом стиле. Нагрузка парламентских обязанностей побуждала его к бурным вспышкам эмоций, о которых с тревогой говорили даже его самые близкие друзья. С точки зрения современной медицины Рэндольф, предположительно, страдал биполярным расстройством, возможно, наследственным по природе, и оно проявлялось в виде резкой перемены настроения в сильных стрессовых ситуациях[147]. Это граничило с маниакально-депрессивным психическим состоянием в периоды стресса, и должно быть, временами с ним было очень трудно жить.
Было бы любопытно узнать, нарушался ли покой дома на Коннот-плейс подобными вспышками гнева по поводу домашних расходов. Доход Дженни не покрывал ее расходы на всевозможные покупки и заказанные из Парижа дорогие платья. Скорее всего, Рэндольф был обеспокоен недостаточной предусмотрительностью Дженни в этом отношении и отстранился от этой проблемы, вместо того чтобы тотчас же обратить на нее внимание. Френсис писала в суровом письме к Дженни от 26 сентября, что она провела с Рэндольфом долгую беседу, вызванную тем, что ему требовалась ее подпись для еще одной огромной ссуды, чтобы урегулировать (лишь на время) их беспорядочное финансовое положение, и что только сейчас она узнала об их финансовых проблемах. Она умоляла Дженни «оставить тот бурный образ жизни, который ты ведешь – скачки, флирт, сплетни… Ты будешь больше довольна, я знаю, как только порвешь с прошлым и начнешь вести более добродетельное и полезное существование». Она опять разуверяла Дженни в том, что «для ревности нет причин», и побуждала ее прекратить обсуждение личных дел на встречах в обществе, так как эти рассказы, описав круг, возвращаются в Бленхейм[148]. Глэдис де Грей была большим другом Рэндольфа, она интересовалась политикой и часто обсуждала с ним текущие политические вопросы, но для сенсационных сплетен не было никаких оснований. 3 октября Френсис уверенно заверяла в своем письме к Дженни: «Я по-прежнему считаю, что у тебя нет причин ревновать эту Даму»[149].
В сентябре того года Рэндольф по-настоящему встряхнул казначейство по поводу их чрезмерно высоких расходов, объявив их «кучкой отвратительных гладстонцев». Его первый большой бюджет был документом, предполагающим глубокие реформы. С помощью резкого сокращения расходных статей бюджета, увеличения налогов на наследство, государственных пошлин и налогов на продажу предметов роскоши он планировал получить превышение доходов над расходами в правительстве, помогая местным органам власти дотациями и снижая подоходный налог с восьми до пяти пенсов с фунта стерлингов. Правительственными отделами, которые больше всего ощущали снижение субсидирования, были армия и военно-морской флот. Рэндольф, которого всегда приводило в негодование то, каким образом правительство вступало в «иностранные авантюры», считал, что сокращение финансирования военных сил было одним из способов ограничения такой политики. С конца октября по декабрь 1886 года коллеги Рэндольфа забрасывали его жалобами по поводу проводимой им жесткой политики. Сэлисбери дал понять, что бюджет армии и флота должен оставаться без изменения; Рэндольф отвечал, что не сможет продолжать службу в правительстве, пока там не будут произведены значительные сокращения бюджетных расходов[150].
Джек и миссис Эверест проводили Уинстона в Брайтонскую школу после летних каникул. Возможно, осознавая трудности в отношениях между родителями дома, Уинстон написал своей матери в письме от 7 сентября, что Джек шлет ей «миллион» поцелуев, «а я шлю в два раза больше!»[151] Уинстон преуспевал в доброжелательной и здоровой атмосфере школы, с многочисленными занятиями плаванием и верховой ездой. Он даже старался получить награду за знание классических предметов.
Рэндольф настолько измучил себя работой, что отправился вместе с другом, Томасом Трэффордом, в поездку по Европе с посещением Парижа, Берлина, Дрездена, Праги и Вены. Он путешествовал под вымышленным именем – мистер Спенсер, в попытке избежать внимания прессы. Из Вены, где он встречался в обществе с Чарльзом Кински, он писал Дженни письмо от 12 октября, которое показывает, насколько он стал известным человеком, и что близкое внимание прессы к знаменитостям – это не только феномен сегодняшнего дня: