— Что?! — излишне резко, излишне поспешно выпалил Гришин.

И тут же пожалел. Черные глаза Волкова сразу прищурились, он затих и принялся с интересом рассматривать коллегу. Неужели догадался о планах Гришина на сегодняшний вечер? Ну, нет, откуда? Или все же догадался? Майор всегда с интересом наблюдал за личной жизнью своего подчиненного. Иногда молчал, но чаще делал какие-нибудь сволочные замечания. Ядовитые такие, противные. Все не мог простить, что Гришин однажды попытался заигрывать с его женой. Так это когда было-то!..

— Спросишь у нее, не знает ли она подробностей гибели Вани Смородина? Расспроси, расспроси подробнее, капитан, может, ей о нем что-то такое известно, что может натолкнуть нас на мысль.

— На какую, товарищ майор?! — Гришин стиснул челюсти, боясь, что нечаянно нагрубит. — Простите, на какую мысль, я не понял?

— Ты зубами-то не скрипи, капитан. — Волков отчетливо хихикнул. — Я тебя сегодня задерживать не собираюсь. Так что твое свидание сто процентов состоится. И если не выспишься, то можешь ненадолго задержаться. Но не более чем на полчаса. А потом…

Волков заткнулся и уставился на него. Рассмотрел все, гад! И ботинки, и штаны, на джемпере особо остановился, заметив пару хлебных крошек, которые не увидел Гришин и не стряхнул.

Гришин покраснел.

— Что потом, товарищ майор? — отозвался он угрюмо и отвернулся к стене, чтобы не стоять с пунцовой рожей перед Волковым.

Не получалось у них дружбы в отделе, не получалось. Других сотрудников послушаешь, совершенно другие отношения. И на рыбалку вместе ездят, и дни рождения детей вместе отмечают. А у них…

— А потом съезди все же, Сережа, в архив. И расспроси, расспроси сотрудников. Может, кто-то что-то помнит об этом мальчике?

— Что, например?

Гришин проследил за минутной стрелкой, которая только что замерла ровно на двенадцати, и полез в шкаф за курткой. Все, у него рабочий день закончился. Он имеет полное право покинуть рабочее место. И заняться своей личной жизнью. Какой бы убогой она ни казалась Волкову, он имеет на нее полное право.

Волков не попытался его задерживать. Более того, сам встал с места и тоже двинулся к одежному шкафу.

— Все как следует расспроси, капитан. Что за мальчик был? Почему перевелся из тридцать восьмой школы в девятнадцатую? С кем дружил? Что за родители были? Правда ли пьющими они были или нет?

— Да откуда она?..

Гришин едва не поперхнулся. Покосился на начальника. Может, тот над ним издевается? Может, таким образом снимает головную боль? Он ведь видел, как Волков корчился и таблетки глотал. Воду ему даже подал. И о его приступах мигрени знал. Может, в самом деле, специалисты ему посоветовали подобные приемы для облегчения симптомов?! Сволочь!

— Ты не возмущайся, Сережа, не возмущайся.

Волков ощутимо стукнул его между лопаток. Полез в шкаф, слегка потеснив от дверцы.

— Может, и не знает, конечно, и не помнит, а вдруг? Вдруг помнит и Ваню Смородина хорошо, и родителей его, и друзей, а? Нам ведь с тобой теперь надо за любую соломинку хвататься, чтобы он…

— Чтобы что он?

Гришин принялся застегиваться, судорожно вдевая пуговицы на куртке в петли. Его нервировало присутствие начальника за его спиной. Волков тоже одевался. И делал это неторопливо. Наверняка нарочно! Ждал, когда Гришин полностью оденется и повернется. Чтобы впиться в него своими черными глазищами. Чтобы выкачать из него все мысли. Сволочь!

— Чтобы что он, товарищ майор?

Гришин повернулся. Стоять дальше спиной к начальнику было невежливо. К тому же он уже и шарф вокруг шеи намотал, и шапку даже надел. Чего не делал никогда прежде в помещении отдела.

— Чтобы он снова не ударил, Сережа. Подло, мастерски, исподтишка, — задумчиво произнес Волков.

На Гришина он, странно, не смотрел. Таращился на линолеум у него под ногами.

— Кто он, товарищ майор? — спросил Сергей и слегка сдвинулся к двери. Положил руку на дверную ручку. Ему пора! Ему надо!

— Убийца, Сережа.

Волков с ухмылкой проследил за его осторожными перемещениями. Кивнул, будто соглашаясь, что Гришину давно пора. И даже неловко подтолкнул его в спину.

Но прежде чем покинуть кабинет, Сергей услышал:

— Он очень хитер и ловок. Он безжалостен и прозорлив. И нам с тобой предстоит его найти. Иначе… Иначе все повторится. И не единожды. Не единожды, Сережа!

Он знал, что проблем с ее уходом не будет. Он все спланировал давно. Еще до того, как она призналась ему, что беременна. Она стала обременять! И не только его! Она должна была вести себя тихо, разумно, не напрягать. И уж тем более не устраивать диких сцен в людных местах! А она что?! Две отвратительные выходки за последние полторы недели! Публичные отвратительные выходки.

К тому же стала безбожно врать. Утверждает, что нет денег, тянет с него при каждом удобном случае, а в долг дает! Та девица с булками в пакете, которую Маша трепала возле кулинарии, смотрелась жалко и потерянно. Его на какой-то момент даже проняло сочувствие. И даже мысленно он пришел ей на помощь. И поставил Машу на место, нахлестав ей по щекам. Но это все в мыслях, не наяву.

Сочувствие испарилось, когда он понял, в чем дело. Поняв, разозлился. И стал солидарен с гневом Маши. На помощь, конечно, он ей не поспешил. Он стоял на своей машине во втором ряду именно так, чтобы она его не заметила. Он не собирался ей больше попадаться на глаза. С этой идиотки станется, снова примется орать. А его персоне лишнее внимание не нужно. Ему вообще ничье внимание не нужно. Сейчас…

Он поднес левую руку почти к самым глазам и всмотрелся в циферблат часов. Почти десять вечера. Еще немного. Минут двадцать-тридцать ожидания. Потом он выберется из своей машины. Пройдет по не освещенным уличными фонарями местам к ее подъезду. Войдет, пользуясь своими ключами, в подъезд. Потом в квартиру. Ключи — он же оплачивает ее жилье — она у него не забрала. А там все случится очень быстро и просто.

Он возьмет ее, как обычно, из ванны на руки — мокрую, красивую, горячую, в клочьях пены.

— Ты как Афродита! — восторженно шептал он ей прежде.

Тогда, когда она еще ему нравилась, пока не превратилась для него в обузу. Только прежде он клал ее на простыни. Долго рассматривал, водил пальцами по ее телу, наблюдая за тем, как высыхает на ее безупречной коже вода. Сегодня он возьмет ее на руки в последний раз. Для того…

Чтобы выбросить ее с балкона! И никто ничего не увидит. И не услышит. Она не заподозрит подвоха и орать не станет. Будет тихо. Увидеть никто ничего не сможет. Напротив стройка.

Он все продумал. Все четко и незатейливо. Молодая девушка, находившаяся в сильном душевном расстройстве из-за своей нежелательной беременности, устроившая не один истеричный скандал на людях, просто не справилась с глубокой депрессией и покончила с собой. Попробуйте доказать обратное, господа полицейские!