— Сказали, воротятся не прежде, чем выпадет первыйснег. Уж больно по нраву борзые пришлись!

— А, будь неладен этот де Лириа! — простоналАндрей Иваныч. — То на все готов, чтобы заставить государя отвлечься отздешних забав и воротиться в Петербург, то нарочно понуждает его к пустомувремяпрепровождению! Это же надо было додуматься: из самой Англии выписать двухборзых для презента молодому императору! И это прекрасно зная, как еговеличество увлечен охотой! А между тем сказано в Писании: не искушай малых сих.Чертов испанец!

— Скорее чертов англичанин, — усмехнулся высокий,с грубоватым, умным лицом человек, сидевший напротив Остермана и представленныйЛопухину как Джеймс Кейт.

После этой реплики Степан Васильевич тоже не смог неулыбнуться, потому что Джеймс Кейт и сам был англичанином, хотя прибыл изИспании, подобно герцогу де Лириа. Впрочем, тут имелись свои тонкости.Английский консул Клавдий Рондо, находившийся в Кронштадте, глаз не спускал сКейта все то время, пока он жил у адмирала Гордона. Ведь консул Рондо былприверженцем законной британской королевской власти, монархии протестантов, аКейт являлся сторонником католика, свергнутого и умершего в изгнании принцаИакова II, родственником и тоже приверженцем коего был герцог де Лириа. Таких,как Кейт, называли якобитами. Посещая Россию, все заезжие якобиты считали своимдолгом непременно посетить дом Патрика Гордона-младшего, такого же ярогокатолика, каким был его отец, знаменитый адмирал Гордон, верный сотрудник ПетраПервого. Изгнанные из Англии якобиты-католики нашли приют и покровительство вИспании, чему ярчайшим примером был тот же де Лириа. Однако Кейт, ратуя завозвращение престола претенденту (так англичане называли изгнанного короляИакова II Стюарта, а потом и его сына, Иакова III, жившего теперь в Италии), вто же время являлся убежденным протестантом, отчего и не мог устроиться накоролевскую службу в католической Испании, а принужден был искать своей доли вРоссии, равно доброй ко всякому иностранному сброду.

«Сплошная путаница, где протестант, где католик, головусломаешь с этими иноземцами», — подумал не без досады Лопухин, который,хотя и был женат на чистокровной немке-протестантке Наталье Балк, родственницебывших императорских фаворитов Анны и Виллима Монсов, хотя и дружил-водилсячерез нее с Карлом-Густавом Левенволъде, Остерманом и прочими немцами,прижившимися при дворе, все же не мог избавиться от свойственного всем русским,глубоко укоренившегося, исконного недоверия к чужестранцам. Впрочем, мнениясвои Лопухин держал при себе, потому что ко всем вышеназванным, а также киспанцу де Лириа весьма благоволил молодой император, а тем паче — его сестра,великая княгиня Наталья Алексеевна.

— С первым снегом вернется, — фыркнул Остерман,подходя к окну и вглядываясь в серую морось, занавесившую московскиеулицы. — Дождись-ка его, этого первого снега! — И он протер красные,воспаленные глаза.

Всем было известно по словам де Лириа, что Остерман страдаетнеизлечимой болезнью с мудреным испанским названием fluxion a los ojos. Намаленьком столике возле камина стояла баночка с неприятно пахнущей мазью.Похоже было, что Остерману не терпится заняться облегчением своих страданий.

Лопухин почувствовал себя неловко. Он бы с удовольствиемоставил хозяина в покое, да правила приличия, называемые этикетом, не дозволялигостю откланяться прежде того, кто ранее его явился с визитом. То есть первымдолжен был удалиться Кейт, а уж потом получали возможность убраться восвоясисупруги Лопухины. Кейт же сидел несходно, потирая свои крупные, короткопалые,сильные руки, украшенные одним только массивным золотым перстнем с чернымпростым камнем.

При этом он не сводил взгляда с хозяина, и постепенно умное,насмешливое лицо его принимало все более озабоченное выражение.

— Осмелюсь спросить, господин Остерман, кто пользуетвас? — наконец выговорил он, когда Остерман принялся потирать глаза сособенно отчаянным выражением.

— Кто же, как не Лаврентий Блументрост, лейб-медик еговеличества? — проворчал Остерман.

— Судя по выражению вашего лица, вы не больно довольныспособностями сего лекаря?

Остерман еще ниже повесил свой и без того унылый нос.Ей-богу, Лопухин вполне понимал его! Лаврентий Блументрост прочно занимал своелейб-докторское место. Отец его, тоже Лаврентий Блументрост, начал карьеру придворе в конце прошлого века, сын унаследовал сей пост, хотя насчет его знаний иумений существовали разные мнения. Еще когда прежний государь лежал при смерти,английский лекарь Николас Бидлоо во всеуслышание распространялся о полнойнепригодности Блументроста к своему ремеслу. Очень может быть, что знаний у ЛаврентияЛаврентьевича так и не прибавилось, в отличие от непомерного гонора.

— Я, конечно, далек от того, чтобы давать медицинскиесоветы, — с какой-то особенной, сразу подмеченной Лопухиным осторожностьюпроговорил Кейт, — однако медицина в наше время весьма продвинуласьвперед. Я наслышан, что даже вещества, коими в прежние времена только лишьтравили своих противников, теперь с успехом применяются для лечения разныхзаболеваний. Даже этот ужасный мышьяк...

— Как это любопытно! — послышался оживленный женскийголосок, в котором Лопухин с некоторым удивлением узнал голос своей супруги.

Кейт привстал, чтобы оказать даме любезность и подать ейкресло, однако Наталья Федоровна уже сама позаботилась о себе. С живостьюустроилась поблизости, на диванчике, подперлась округлым белым локотком, вокругкоторого красивенько легли волны кружев, коими оканчивались рукава ее атласногоголубого платья, и устремила на Кейта свои совершенно синие, какие-то дажененастоящие, словно бы нарисованные глаза. Впрочем, личико у Натальи Федоровнытоже было как бы ненастоящее, фарфоровое.

Лопухин неприметно вздохнул, видя, как заиграли глаза Кейта,устремленные на Наталью Федоровну. Господи, ну что находят мужики в этойнакрашенной кукле? Впрочем, он ведь и сам в свое время пленился ее нарисованной,искусственной красотой, и немало прошло времени, немало пар рогов выросло налысеющей голове Степана Васильевича, прежде чем его искренняя любовь к женесменилась привычной скукой и равнодушием. Однако же нельзя отрицать, чтоНаталья необычайно умна тем практическим немецким умом, который делал из нее ихорошую хозяйку, рачительно ведущую дом, и позволял удерживать место первойкрасавицы при дворе, увеличивая число своих доходов и без помощи кошельказаконного супруга. Степан Васильевич давно и со многим смирился и даже научилсяизвлекать пользу из увлечений жены.

Нельзя ли извлечь эту самую пользу из ее флирта с Кейтом?Лопухин вслушался в разговор.