– Она могла заложить свою квартиру, и ее обманули, такое тоже бывает. Либо она жила с мужем, а он выгнал ее – именно на улицу… Подобных историй не так уж и мало. Так что остается нам только гадать: кто она и откуда…

– Но вы-то почему ею так заинтересовались? Подумаешь, портрет… Я вот все думаю, может, выдала ее чем… Но, честное слово, я поверила вам и, если признаться, испугалась.

– И правильно, что поверили и испугались. Я с Зосей практически незнакома, видела ее пару раз, когда бывала у Рындиных. Вера, у меня к вам просьба – ничего не рассказывать Тамаре. Очень вас прошу. Женщина она впечатлительная, ни к чему ей раньше времени нервничать, переживать… Буквально через сутки я уже буду точно знать, жива Зося или нет.

– Я вот вам все рассказала, – Вера обиженно поджала губы. Ее не покидала мысль, что она проговорилась, подставила Зосю. – А вы мне – ничего…

– Хорошо, я скажу вам, Вера, тем более что моего интереса в этом деле все равно нет… Понимаете, Зося в Москве, у меня есть доказательства того, что она садилась в поезд… И в Москве же обнаружен труп рыжеволосой женщины приблизительно Зосиного возраста. А поскольку у меня в Москве другие дела, вот я и решила заодно опознать труп…

Вера почувствовала, как волосы на ее голове зашевелились. Никогда еще она не слышала в своей жизни такие слова, как «труп», «опознать» применительно к своим знакомым или родственникам. Разве что читала книги об убийствах, смотрела криминальное кино.

– У меня муж – следователь прокуратуры, – объяснила свою осведомленность Рита. – Поэтому, Вера, если вам известно еще что-то, лучше расскажите. Быть может, Зося жива, но попала в беду. Поехала, к примеру, с каким-нибудь мужчиной в Москву и там вляпалась в нехорошую историю…

– Кроме номера машины одного из ее друзей, я ничего больше не знаю, – Вера окончательно растерялась. Она пыталась вспомнить, что же такого ей говорила Зося, за что можно было бы уцепиться, но ничего на ум не приходило. Ни слова о Москве, ни о своем женихе, за которого она собиралась выходить замуж, ничего…

– Но это тоже немало, спасибо вам большое, Вера. Давайте договоримся с вами: если вы что-нибудь вспомните, позвоните мне. Любая, даже самая незначительная на первый взгляд, деталь может оказаться важной.

– Мне думается, что самое важное, что я услышала от нее, так это ее слова о том, что скоро в ее жизни все изменится и что не она будет мыть полы, а у нее будут мыть полы и прислуживать за столом.

– Да, я тоже так думаю. Вы вот сказали, что она, возможно, собиралась замуж. Но могло быть и иначе: деньги! Она могла ждать поступления денег: наследства, к примеру…

– Да, может, и так.

– Спасибо вам, Вера, за все. И за кофе. Значит, мы договорились?

Художница легко поднялась и направилась к двери, на ходу поправляя красивую шляпу. Вера смотрела ей вслед и не могла поверить в то, что эта Рита ей не приснилась. Когда художница села в свой автомобиль и помахала ей оттуда рукой, она вернулась в дом и больно ущипнула себя: нет, не сон. Неужели Зося оказалась замешана в какой-то криминальной истории и это ее труп обнаружили в Москве? Какой ужас… Бедняжка, мыла-мыла полы, мечтала, как и Вера, о другой жизни, и в результате… смерть. Стоп! А как она умерла? Судя по тону, каким это было сказано, вряд ли от аппендицита. «… в Москве… обнаружен труп рыжеволосой женщины приблизительно Зосиного возраста…» Если бы речь шла о естественной смерти, Рита расспрашивала бы ее о здоровье, а не о ее мужиках…

Аппетит пропал. Вера вымыла чашки, убрала их в шкаф и села возле окна: она спрашивала себя, звонить ли Тамаре, рассказывать о визите художницы или нет? Но потом, решив, что лучше ни во что не вмешиваться, занялась цветами. Их было много, и все они требовали ухода: полить, протереть губкой каждый листочек, устроить душ… Это Тамара считала, что цветы – ее, на самом деле цветы уже давно принадлежали Вере, и все может измениться по одной-единственной причине: если Тамара продаст дом и откажется от Вериных услуг. Но, судя по тому, как много было вложено в это «имение», ничего такого не предвиделось. Она будет так стараться, что Тамаре и в голову не придет отказаться от Веры. Следовательно, ей незачем переживать. Жизнь продолжается. И о Зосе она постарается тоже не думать. Зачем зря расстраиваться, когда ничего еще не известно?

Вера с бьющимся сердцем подошла к телефону, набрала несуществующий номер, устроилась в кресле и завела интересный только ей и психиатру разговор с несуществующим мужем:

– Милый? Привет, это я. Ну как, мою машину уже отремонтировали? Отлично… Ты соскучился по мне? Я – тоже. Ты Рындиных видел? Как они, еще держатся? Я слышала, у Георгия дела совсем плохи… Что он погряз в долгах, что ему вообще светит решетка… Бедная Тамара! Такая хорошая женщина. Если вдруг услышишь, что она продает свою посуду или украшения, скажи мне, я поеду к ней и посмотрю… Правду люди говорят: от сумы и тюрьмы не зарекайся… Не забудь привезти мое любимое шоколадное мороженое, можно целое ведерко… Заедешь в лицей, побеседуй с классной руководительницей, она говорит, что у нашей девочки проблемы, но мне кажется, они вызывают нас только для того, чтобы попросить денег… Ну всем нужны деньги, кошмар какой-то…

Марк всю ночь не спал, думая о том, что Рита, собираясь в Москву, даже и мысли не допускает, что эта поездка может быть опасной. Отсутствие у нее страха настораживало Марка и лишало покоя. Послушать эту женщину, так она просто едет чуть ли не ради развлечения: пообщаться на досуге в поезде с вдовой убитого Рубина, понять, в какой семье он жил и что толкнуло его на связь с Вероникой, живущей вообще в другом городе, как будто в Москве мало одиноких и жаждущих острых ощущений женщин… Рита с такой легкостью об этом говорила, и это звучало так убедительно, что и Марк чуть было не поверил в то, что жена покойного Рубина на самом деле готова рассказывать о себе и своем супруге каждому встречному… Теперь Зося. Он и сам отчего-то чувствовал, что убитая в Москве женщина с яркой, запоминающейся внешностью – именно Зося. Быть может, потому, что ее долгое отсутствие и молчание свидетельствовали о том, что с ней случилась беда. Иначе с какой стати ей исчезать таким вот странным образом? Как будто она, человек, проживший в семье Рындиных почти год, не понимает, что люди о ней волнуются, что, возможно, они уже обратились в милицию. К тому же она имела хорошо оплачиваемую работу и крышу над головой, а это для одинокой, без жилья женщины не так уж и мало.

Но, помимо этих вопросов, связанных косвенным образом с расследованием убийства Рубина и исчезновением Зоси, его волновало и другое: он вдруг понял, что не имеет права приказывать Рите. И не потому, что в их совместной жизни еще не было фаты, белого платья и криков: «Горько!», и то, каким тоном Рита иногда подзадоривала его, говоря об этом, было всего лишь игрой, он и сам отлично понимал это. Даже если бы у них была настоящая свадьба и Рита считалась бы его официальной женой, все равно он не имел права на эту женщину уже хотя бы потому, что человек такого высокого творческого полета, как она, не мог принадлежать никому, помимо себя. Она имела право выбирать ту жизнь, которая ей нравилась, и то, что она выбрала из всех мужчин, с какими ей только приходилось встречаться, именно его, Марка, свидетельствовало о том, что именно он своей внешностью, характером и прочими достоинствами и недостатками отвечает ее представлению об идеальном мужчине, спутнике жизни. Разве можно в таком положении избранника надевать на нее ошейник и привязывать к дому, как сторожевого пса к будке? Разве она не предупреждала с самого начала их совместной жизни, что всегда была и будет свободной женщиной? Она была честна с ним, так почему бы ему в знак благодарности не довериться ей и не отпустить невидимый поводок, который он, как ему иногда казалось, держал в руках и этим сдерживал ее попытки выражения этой самостоятельности.