– Она отравлена сильнодействующим ядом. Судя по всему, она выпила где-то отравленный кофе, умерла, и тело ее привезли и сбросили в кусты, рядом с оградой сада…

– Ничего себе… Марк, прошу тебя, отпусти меня… Я понимаю, у тебя нет свободного времени для расследования убийства домработницы моей подруги… Да и вообще, мои подруги в последнее время что-то уж слишком часто стали влипать в какие-то истории… Позволь мне самой попытаться что-то узнать…

– Рита, ты вообще соображаешь, что говоришь? Ты думаешь, мне все равно, где ты и чем занимаешься?

– Но я же ничем особенным не буду заниматься! Встречусь, если ты позволишь, с твоим другом-адвокатом, расскажу ему про исчезновение Зоси, а он, быть может, через своих знакомых раскроет мне подробности этого дела… Да и вообще, это, может быть, и не она… Попрошу у Тамары фотографию ее домработницы…

– Рита, прекрати. Я все равно тебя никуда не отпущу.

– Марк, но мне все равно нужно в Москву. По своим делам. Краски прикупить, пастель, бумагу… Да и просто походить по магазинам. Что такого, если я на пару дней поеду проветриться? Или ты не доверяешь мне?..

– Ты говоришь глупости и отлично это знаешь… Но ты не можешь не понимать, что я боюсь за тебя. Я уже жалею, что рассказал тебе про эту рыжеволосую женщину… Да мало ли рыжих в Москве?!

– Отпусти, прошу тебя…

– Нет!

– Ты обращаешься со мной, как со своей дочерью. Запрещаешь мне элементарные вещи, покушаешься на мою свободу, наконец… Не к любовнику же я еду!

– На свободу? Хорошо, поезжай… Я больше тебе ни слова не скажу. Не хватало мне только, чтобы меня упрекали в том, что я держу на привязи жену… Поезжай.

…Она поняла, что перегнула палку. Расстроилась окончательно. И тогда решила пустить в ход свой последний аргумент:

– Марк, я не сказала тебе еще кое-что… Вчера я была у Тамары. Пробовала ей вернуть ее баварское блюдо. Я же понимаю, что это очень дорогая вещь…

– Ты была у Тамары? Вы, женщины, – удивительный народ. Носитесь со своими стекляшками… Ну и что?

– Ее дома не было. Георгий сказал, что Тамара на даче.

– И ты, конечно, поехала на дачу?

– Да. Поехала. Но ее и там не оказалось. Понимаешь, была такая жара, я так устала, что решила отдохнуть перед тем, как вернуться в город.

– Ты ездила с блюдом? С вашим драгоценным, вернее, бесценным блюдом?

– Именно. Такси, как ты понимаешь, там не поймать, пришлось бы добираться до города на автобусе, а это для блюда опасно… Вот я и решила оставить его на даче. Словом, я решила пробраться туда, влезла в окно.

– Рита, я и не предполагал, что ты способна на такие отчаянные поступки…

– Да я и сама от себя такого не ожидала. Но главное не в этом… Оказавшись на даче, я… Марк, я там уснула. На диване. А когда проснулась, позвонила Тамаре…

– А раньше ты ей позвонить не могла? Сказать, что ты на ее даче?

– Я звонила, но у нее телефон не отвечал… Марк, не хотела тебе говорить, но я предполагаю, что Тамара изменяет своему мужу… Не стану же я ее подставлять. Это ее дела, ее жизнь… Да дело и не в этом. Просто я там, на даче, кое-что нашла…

И Рита достала из сумки маленький пакетик, в котором лежали почерневшие от огня клочки бумаги.

– Вот, смотри… Это остатки блокнота. Я там разобрала два слова: «ресторан «Коломба». В нашем городе такого ресторана нет. Вот я и подумала. Ведь Зося тоже бывала на этой даче, убиралась, готовила, ухаживала за цветами. Это мог быть ее блокнот. Поскольку она поехала в Москву, то и ресторан «Коломба» может иметь отношение к Москве… Понимаю, ты в душе смеешься надо мной…

– Вовсе нет. Это действительно интересная находка.

– Марк, мне важно знать: почерк, которым написано расписание московского поезда и название ресторана, – принадлежит ли он одному и тому же человеку или нет… – Рита вложила пластиковый пакет с остатками обгоревшего блокнота в руку Марка. – Теперь ты понимаешь, что я должна поехать в Москву. Я попытаюсь вникнуть сразу в два дела: и в убийство Рубина, если ты мне достанешь билет в одном купе с его вдовой, и в исчезновение Зоси. Ты же понимаешь, что страницы блокнота оказались в камине не случайно. Кто-то не хотел, чтобы их видели. И, судя по тому, что Зося уехала в Москву, никого не предупредив, можно сказать, тайно, следовательно, пытаться сжечь эти листки могла только она. Вероятно, в ее исчезновении существует какая-то тайна, о которой она не собиралась никому рассказывать. Даже Тамаре, человеку, искренне желавшему помочь ей. Мы же не знаем, почему она не захотела показывать Тамаре своего паспорта, даже фамилию свою не назвала… И уехала тайно…

– Только не накручивай сильно… Она могла элементарно познакомиться с мужчиной…

– А труп в Москве?

– Он не опознан, я же говорил…

– Значит, мне надо прихватить с собой в Москву фотографию Зоси. Хотя… Я не уверена, что такая фотография вообще существует. Разве что в ее личных вещах. Но в любом случае я могла бы нарисовать ее портрет или просто поехать в Москву и опознать ее… Так ты отпускаешь меня?

– А что я буду здесь без тебя делать? Сходить с ума, переживать, как ты там, не случилось ли что с тобой?

– Ну что со мной может случиться? Вдова Рубина меня не съест, она ни за что не поймет, что я так называемая подсадная утка. В морге, куда меня привезет, я надеюсь, твой друг Смирнов, труп рыжеволосой женщины тоже не представляет собой опасности… В ресторане «Коломба» я просто возьму кофе…

– Ты поосторожнее с кофе-то… Та женщина тоже выпила кофе…

Рита поняла, что сумела уговорить Марка отпустить ее, а потому не находила себе места от радости. Теперь, когда трудный разговор был позади, ей оставалось только собраться, позвонить Тамаре и сказать, что она срочно вылетает в Петербург, на выставку своего приятеля (никто, кроме Марка, не должен знать о том, что она собирается ехать в Москву, даже Тамара). Но перед этим она хотела успеть съездить еще в одно место, о чем не желала говорить даже Марку.

В полночь Марку позвонили и сообщили, что вдова Рубина взяла билет на завтра, на трехчасовой московский поезд, что, к счастью, в купе есть два свободных места, одно из которых уже забронировано на имя Маргариты Андреевны Орловой. Следовательно, у Риты было достаточно времени, чтобы успеть взглянуть на деревенский дом Рындиных в Татищеве.

Вера Трушина проснулась рано, выскользнула из чужой постели, постояла немного перед большим зеркалом в резной деревянной раме, вздохнула, как делала это каждое утро, когда осознавала, что все то, что она имеет счастье видеть перед собой вот уже несколько месяцев, не принадлежит ей, и уныло побрела в душ. Но и там, в розовом кафельном раю, намыливаясь душистым мылом, думала о том, что как хорошо было бы, если бы этот благоустроенный дом с красивой мебелью, горячей водой, паровым отоплением и прочими удобствами когда-нибудь стал ее домом.