– Надо кофе на водке сварить! Кофе «Черный капитан»! Будешь как новенькая!

– Точно бодрит? Давай! – Маша махнула рукой.

Клюквин с готовностью кинулся к столу. Минут через пять он с гордостью водрузил на стол нечто черное, отдающее спиртом.

– Ты уверен, что это пьют? – затравленно спросила Маша.

– Ага! Давай залпом!

Она выпила, и из ее глаз брызнули слезы.

– А теперь прими ледяной душ, и вперед! – скомандовал Клюквин.

Странное дело, ядреная смесь вкупе с бодрящим душем сделали свое дело: Машино сердце стучало, а пульс зашкаливало.

Выйдя на шумный проспект, она вдруг почувствовала такое ненормальное возбуждение, что едва не понеслась по Невскому вскачь как угорелая. Вот это «Черный капитан»! Она буквально влетела в театр.

– Басманова? – Девица в очках подозрительно оглядела Машу. – На пробы? Идите на сцену!

«Зверь» Палыч оказался невысоким, полноватым, слегка помятым человеком. Судя по всему, режиссер пребывал не в лучшем состоянии, чем Маша при пробуждении. Он позевывал и смотрел вокруг исключительно хмуро. Маша мгновенно распознала родственный синдром похмелья и почему-то всю робость у нее как рукой сняло.

– Кто такая? – строго спросил Палыч.

– Басманова! – крикнула Маша так, что режиссер вздрогнул.

– Чего орешь? Мы не глухие!

– Голос ставлю! Чтоб и в последнем ряду было слышно!

– А… – удивился Палыч, – молодец! Ну, давай, что ли… Начинай!

– Александр Введенский! Мой любимый поэт! – звонко прокричала Маша.

Услышав про коня, который отведал бы борща, Палыч изумленно всплеснул пухлыми ручками, и миролюбиво спросил:

– А сплясать?

– Запросто! – сказала Маша. – Еще не остановите! А потом спою!

– Надо же, какая экспрессия!

А вы как думали! Человек, принявший с утра кофе «Черный капитан», и не такое выкинет.

Когда Маша закончила, Палыч заключил:

– Браво! Вы нам категорически и безоговорочно подходите!

Неделю назад директор сообщил ей, что галерея закрывается. Полина почувствовала растерянность и грусть – она привыкла к своей работе. К тому же она решительно не представляла, чем ей теперь заняться. Полина в очередной раз обозвала себя дурой – надо было получать образование, глядишь, сейчас все было бы проще.

Первые дни без работы она провела в состоянии полной прострации, гуляла по городу, подолгу сидела в Летнем саду. Никого не хотелось видеть, даже Климова. Особенно Климова. Когда на мобильном высвечивался его номер, она не отвечала. Ей вообще ничего не хотелось: ни есть, ни спать – ну не было, хоть ты тресни, любви к «привычкам бытия»! Вместо еды – полпачки сигарет в день, вместо сна – хроническая бессонница.

– Ты так угробишь себя! – сказал ей Данилов. – Это я тебе как муж и врач говорю!

Он все понимал, сочувствовал ей, но от его молчаливого сочувствия было ничуть не легче.

– Лучше как муж и врач скажи, куда мне податься?

Он растерялся, не нашел что ответить.

Полина сухо усмехнулась:

– Ясно! Значит, ты тоже считаешь, что из меня ничего не выйдет?!

Он запротестовал:

– Я этого не говорил!

– Не говорил, так подумал!

Полина чувствовала, что ее будто несет с горы, и не могла остановиться. Разумеется, они поругались. Данилов ушел и вернулся пьяным уже ночью.

В последний год он стал пить и приходил изрядно «навеселе». Полина пробовала говорить с ним, Данилов отвечал, что алкоголь в его случае – издержки профессии, мол, попробуй-ка выдержать ночные дежурства и бесконечные операции! Она умолкала, зная, что дело не в этом. Причина в другом: Данилов догадывается о ее отношениях с Климовым, переживает и пытается заглушить переживания алкоголем.

Месяц назад, в июле, разразилась мучительная сцена. Она была дома одна. Данилов остался в больнице на ночное дежурство. Поздно вечером позвонил Климов. Он только что вернулся из Москвы. Никита признался, что отчаянно скучал в эти две недели отсутствия, и предложил немедленно встретиться. Она не пошла, а полетела к нему. Полина была любовницей Климова уже четыре года, но всякий раз от одной только мысли, что увидит его, теряла голову.

Они поужинали в ресторане, прошлись по набережной, а потом поехали к нему, где до утра любили друг друга. В шесть утра Климов отвез ее домой, потому что к восьми с ночного дежурства возвращался Данилов. Однако в хорошо продуманном и давно отработанном сценарии на сей раз случился сбой: когда Полина открыла дверь, Данилов вышел ей навстречу. Последовал вопрос: «Где ты была?» Она отвела взгляд. Муж взял ее за плечи и заставил посмотреть в глаза. Несмотря на мягкость характера, Данилов обладал большой физической силой.

Она вскрикнула:

– Ты делаешь мне больно!

– Ответь на вопрос!

– Я была у Татьяны.

– Сейчас я позвоню ей!

Неожиданно Полина почувствовала горькое облегчение – что ж, пусть все выяснится. Она не может больше жить в липкой паутине лжи, пусть Данилов узнает, какая она, и убьет ее презрением.

– Иван, не надо никуда звонить! – Она сама поразилась тому, как спокойно прозвучал ее голос. – Если хочешь, я скажу правду!

И тут с ним что-то произошло, он побледнел:

– Не надо. Я верю тебе! Мы оба знаем, что ты была у Татьяны!

Он повернулся и ушел в свою комнату.

Полина сидела на кухне, плакала и курила одну сигарету за другой. Она чувствовала себя усталой и совсем запутавшейся. Древние греки считали любовь наказанием… За что она наказана?

На следующий день они с Даниловым общались как ни в чем не бывало. Вот только с того дня муж стал выпивать еще больше.

* * *

Татьяна подошла к окну – прекрасный летний вечер! Жаль, что не поехала в Березовку, как собиралась. Ее планы нарушил Олег. Он позвонил и попросил о встрече.

Уступив, Татьяна отложила дела, приехала в квартиру их тайных свиданий и вот уже два часа ждет его. Собственно, ждать больше не имеет смысла, потому что пять минут назад Гришин позвонил и виноватым голосом сообщил, что не приедет.

– Извини, Танюша, появились срочные дела…

– А три часа назад ты о них не знал?

– Не знал. Выплыло как-то вдруг…

Татьяна усмехнулась – очевидно, что «выплывшее» связано с его женой.

Это в книгах Гришина майор Глухов крутит романы с красотками направо и налево, а в жизни известный писатель имеет законную супругу, сына и четкое понятие о супружеских правах и обязанностях. В расписании, установленном Олегом, Татьяне отводится лишь два дня в неделю, ну, в крайнем случае три, если жена Гришина занята. А если у жены на Олега свои планы, Татьяна должна с ними считаться и не обижаться, даже если ее лишат положенных двух свиданий.