Может показаться, что на должности «чего изволите» ума много не требуется. Но вот тот же Димонов не так прост, как кажется. Свое мнение имеет, однако от греха подальше его не светит особо. Да, он с готовностью всегда брал под козырек, будь то поручение речь для профсоюзного собрания написать, за пивом сбегать или верительные грамоты от послов-папуасов получить. Но при этом заметим, что Димонов – голова. В том смысле, что образованнее самого царя. Книжек больше прочитал. Знает, чем твиттер отличается от клитора, а транш – от пунша. И если речь об экономике, то уж лучше его послушать, чем царя. Хотя кто ж ему даст слово сказать…

Когда Собакевича выперли из градоначальников, Димонов оказался на улице. К тому времени он уже привык столоваться из бюджетного корыта, и вольные бизнес-хлеба, на которые пришлось уйти, вносили в его жизнь дискомфорт. Он торговал досками и туалетной бумагой, ощутив на себе всю мерзость отечественного бизнеса. В городской управе носил хороший костюм, ездил на навороченной машине, сидел в комфортном кабинете, получал кучу бабок – оклад и множество доплат за перенапряжение организма в виде переработки до 19–00, но при этом ни за что, в сущности, не отвечал. Помощник зама по логистике трансцедентального сотрудничества в рамках сношений.

А в бизнесе пришлось крутиться. Ну, как крутиться – не с клетчатой сумкой по базару мотаться, конечно. Костюмы, импортные телеги, секретарши с ногами длиннее, чем Димонов целиком, – все осталось при нем. Но результативность работы оценивалась уже по прибылям, а не по количеству составленных бумаг и проведенных совещаний. Рубль всегда конкретнее, чем график увеличения снижения. Стыдно потом кому было рассказывать, но в бизнесе Димонову даже однажды пришлось вести проверяющих налоговиков в сауну. Налоговики, напившись виски, лапали волосатыми руками голых референток фирмы, а Димонов сально подхихикивал, сидя в клубах пара и колбасных миазмах в строгом костюме, лишь чуть ослабив галстук.

Параллельно он подрабатывал в качестве мелкого лоббиста, то есть решалы, сводя предпринимателей с коррупционерами из управы, где у него еще оставались концы. Хочет, допустим, некто впарить городу несколько километров бордюров по такой цене, будто они позолоченные. Димонов решал вопрос, заносил в управу, и бордюры благополучно становились поребриками, а кто-то за счет горожан покупал себе очередные крутые кроссовки.

Все изменилось в судьбе Димонова, когда будущий монарх, переехавший после краха Собакевича в Первопрестольную, получил кресло в Белом доме (так называлось здание приказа, где сидели бояре, рулившие хозяйством царства-государства). Все у будущего царя было под рукой, но чего-то не хватало – не было малого на побегушках, который так забавно шестерил на него в Северной столице. Он и выписал в Москву измотанного туалетной бумагой Димонова.

Царь уселся на трон и всегда мог рассчитывать на Димонова, который в рот ему глядел и умом особо при дворе не торговал, потому что понимал: шаг вправо, шаг влево – и он поедет не по этапу, конечно, но каким-нибудь секретарем посольства в Танзанию.

* * *

Димонова поставили курировать царские проекты – свод указов, пестривших требованиями увеличить и расширить все, что снижено и сужено, от работы повивальных бабок до фабрик по изготовлению кирзовых сапог. Любое такое масштабное начинание в нашем царстве-государстве всегда приводило к стабильному результату – разбазариванию казны в таких масштабах, что восточные ханы поражались. Вот и реализация царпроектов первым делом вылилась в длинную очередь к трону просителей, убеждающих, что их губерния (каменоломня, хутор, кабак) – столпы государства, и если в них срочно не поправить дела, страну ждут лихие времена. А все деньги на царпроекты были в руках у Димонова.

Вот приезжает к нему в Белый дом купец, хозяин мануфактуры, и падает в ноги:

– Митрий Арнольдыч, выслушай и поступи, как всегда, мудрено…

– Мудро, ты хотел сказать?

– Ну, можно и так… Ты, батюшка, какое исподнее носишь?

– Трусы с петухами от Версаче, а что?

– А сколько стоят?

– Да я почем знаю, ключница берет. Может, по рублю пара. К чему клонишь?

– А к тому, что с Дикого поля хотят завозить их к нам по рублю сотня! Народишко разбалуется и власть уважать перестанет. Надо запретить трусы оттуда, а мне дать денег в рамках царпроекта, и я тут у нас налажу производство. Трусняк будет тоже по рублю пара, как от Версаче твоего, но зато – наш, посконный, скрепный!

– Ладно, убедил. Макроэкономику я люблю. Сходи к дьяку в соседние покои, перетрете с ним детали…

Дьяк плотно прикрывал двери и жарко шептал на ухо купцу бизнес-план: мильен на мануфактуру тот получит, но триста тыщ должен принести обратно ассигнациями и передать ему, дьяку, на заднем дворе, иначе – никак.

И таких просителей в день было по десятку.

Или вот задумано было облегчить жизнь лекарям: пусть, мол, подкормятся, горемычные, а то за морем они как сыр в масле катаются – уважаемые люди, а нашим жалованья хватало буквально на пустую похлебку и одни штаны на все случаи жизни. Царский проект предусматривал крутое увеличение их денежного довольствия. В губернии и уезды пошли угрожающие грамоты от царского двора: поднять жалованье эскулапам, чтобы не вякали больше! Проконтролируем!

Где взять денег? По сусекам скрести бесполезно, в сусеках мышь повесилась – все рубли из нищих губерний уходили на царский двор. И тогда главные по лекарям на местах придумали изящный ход: жалованье лекарям повысили, но отменили все надбавки за ночную, сверхурочную и другую хреновую работу. Ну и пусть, что в итоге кое-где белые халаты стали даже меньше, чем раньше, на руки получать, зато требования царпроекта выполнены – жалованье на бумаге повышено. Попробуй, поспорь. Начальников наградили, возмущающихся лекарей поувольняли, отчеты написали.

Понятно, что накормить многочисленных подданных – дело безнадежное. Чем больше денег от надежи-государя уходило лекарям, учителям или крестьянам, тем меньше у самих оставалось. Царские проекты довольно быстро высосали все соки из казны, так ничего и не улучшив. Такое безнаказанным не остается. И по совокупности заслуг монарх сделал курировавшего царпроекты Димонова своей правой рукой и вторым человеком в государстве.

От важности он аж раздулся, да так, что пришлось в покоях ставить беговую дорожку – вес сгонять. На фуршетах и в церкви по правую руку от царя стоял, а также добился, чтобы и по его приезде тоже в городах заваривали люки сточных канав. Вот он, почет, вот оно, счастье! Куда уж ближе к государю!

Что касается служебных обязанностей, то они были однообразны и много хлопот не доставляли. Открывают где-то новую мельницу или скотный двор после ремонта – челобитную Димонову: пожалуйте, милостивый государь, освятить своим присутствием (царь-то у нас – геополитик, известное дело). Димонов приезжает, городишко на ушах стоит, бабы в рушниках с караваями мечутся, дети хором гимны поют, десантники посуду об голову бьют, казаки протрезвевшие с шашками выделываются – все честь по чести.