Анна видела каждое его движение; ее обострившееся зрение улавливало каждое касание пальцев Короля к жемчугу, каждый блик света на розововом глянце и на золотой парче. Когда два его пальца осторожно накрыли маленький шарик и начали катать его круговыми неспешными движениями, Анна едва не взвыла и дернулась, стараясь вырваться из магических рук, встать, но это привело лишь к тому, что были перехвачены и ее собственные руки и с силой прижаты к подлокотникам. Она была полностью обездвижена — и, кажется, магическая ладонь скользнула по ее бурно вздымающейся грудь, нырнула в глубины корсажа и сжала грудь. Бесцеремонно, по-хозяйски. Так, что Анна завозилась на месте, стараясь стряхнуть ее с тела, будто касался ее реальный человек.

А нестерпимая, беспощадная ласка продолжалась; Анна чувствовала, как пот струится у нее по вискам, как трясутся ее кисти, словно прикованные кандалами, ее пальцы на подлокотниках кресла, — вполне заметно, — а невидимые пальцы меж ее ног, осторожно зажав ее клитор, все движутся и движутся, круговыми неспешными движениями поглаживая изнемогающую девушку.

При всех.

Король веселился, лаская ее при всех, вызывая у нее мучительный стыд и не менее мучительное удовольствие.

— Ради бога, — в панике шепнула Анна, глядя, как длинный палец Короля снова постукивает по жемчужинке. От каждого легкого удара Анна вздрагивала, все ее тело ломали сладкие спазмы, и она чувствовала, что в трусиках у нее горячо и мокро. Король изобразил насмешливое удивление на своем лице, чуть приподняв одну бровь — что такое? Вас что-то беспокоит? — и снова захватил жемчужинку двумя пальцами. Теперь его движения были быстрыми, острыми, Анна склонила пылающее лицо, чтобы скрыть выписывающиеся на нем выражения беспомощности и накатывающего наслаждения. Все ее тело били сладкие судороги, она едва не рычала, напрягаясь изо всех сил, чтобы вырваться, но магические руки на ее бедрах вели себя ну совсем как живые. Они ловчее перехватили ее ноги, Анна прочувствовала каждый палец, впивающийся в мякоть ее тела, раздвинули их шире, и ощущения на клиторе стали еще жестче, еще острее.

— Господи! — взвизгнула Анна, когда рука Короля скользнула вперед, скрывая жемчужину под ладонью. Девушке показалось, что он полно и крепко провел у нее меж ног, и его пальцы погрузились в ее разгоряченное мокрое лоно. — Господи-и-и…

Пару раз толкнувшись там, словно оросившись ее влагой, пальцы вернулись на место, и Анна не вынесла — выкрикнула, расширенными от страха глазами наблюдая, как король поглаживает жемчуг уже всеми пальцами, теребя его, сжимая, касаясь любовно и осторожно. Вид этой ласки возбудил Анну еще сильнее; она, как не старалась, не могла отвернуться, и прекрасно понимала, зачем Король продемонстрировал ей все это.

Он хотел показать ей, как будет ее ласкать. Как он хочет сделать это. Как он умеет сделать это. И за одним дать ей понять, что может овладеть ею в любой момент, в любом месте. В самом неподходящем месте.

Пальцы его двигались все быстрее, магические руки стискивали трясущиеся ноги все жестче, разводя их шире, и Анна, со стонами и рычанием кончая, содрогаясь всем телом, упала в спасительную темноту обморока.

Барбарох был в ярости.

Потратить столько сил, пробраться на королевскую свадьбу, отважиться пригласить юную Королеву на танец — и не дотянуться до ее прелестной руки всего на дюйм! Король, заревновавший свою жену к вниманию многочисленных восхищенных ее красотой придворных, так некстати решил потанцевать с ней и просто оттолкнул Барбароха, который уже почти праздновал победу!

А позже Королева вдруг лишилась чувств, и стало ясно, что больше ни с кем танцевать она не станет. Придворных врач велел всем отойти от Королевы и с важным видом заявил, что обморок с нею случился от духоты и излишне туго зашнурованого корсажа. Для здоровья это не опасно, но и утруждать Королеву праздником не стоит.

С отчаянием смотрел Барбарох, как приближенные Короля уводят Королеву прочь, и понимал, что теперь у него не будет ни единой возможности коснуться ее. Король запрет ее во внутреннем дворце — там, куда советника уж точно не пустят. Фрейлину, служанку, даму, любую девицу — да, а вот Барбароха — нет, ни в коем случае. Королеве отводится роль одалиски; она будет прихорашиваться и ублажать Короля, и, разумеется, тому не понравится, чтобы на ее прелести кто-то другой смотрел.

Барбарох прикидывал и так, и этак; по всему выходило, что ему нужна женщина, которая была бы вхожа к Королеве, но где в наши времена раздобыть верных людей? Любой предаст — или за звонкую монету, или из страха перед Королем.

— Все приходится делать самому! — пыхтел злобно Барбарох.

Однако, безвыходных ситуаций не бывает. Размолвка Короля и его любовницы, Бьянки, не укрылась от его глаз, и, глядя на то, каким исступленным взором красотка провожает покинувшего ее Короля, Барбарох Тотчас сообразил, что ее неплохо было бы иметь в союзниках.

"Ну а что, — размышлял Барбарох. — Белая из Рода Воронов вхожа в любые уголки дворца. Перед ней раскрывают все двери. Король, конечно, нашел себе новую игрушку, но он скоро наиграется с ней, и снова вспомнит о Белой. И подпустит ее к себе очень близко…"

Если кто-то подумал, что Барбарох решил подкупить Бьянку, запугать ее или уговорить действовать совместно с ним, то этот человек ошибся. Барбарох не любил этой возни, не хотел прогибаться и выпрашивать. Несмотря на нескладную внешность и склонность к слезам в любой ситуации, которая приносила ему даже небольшие страдания, ничтожеством он не был.

Человеком он был жестким, жестоким и расчетливым. А такие люди привыкли все брать сами, и изменять в соответствии со своими нуждами и принципами. Поэтому у него даже мысли не возникло о том, что придется лебезить перед Бьянкой и упрашивать ее, в то время как она станет презрительно кривить губы и отворачивать от него прекрасное лицо. Он просто решил поступить с нею точно так же, как с Анной — на свое усмотрение и по своему желанию.

Вообще, если говорить о Барбарохе, то первым делом стоило бы отметить его недюжинную силу и острый ум, а так же амбиции и тщеславие, благодаря которым он из Королевских Мучителей выбрался в люди.

Да и среди палачей ему не было равных, он был виртуозом своего дела, потому что не только с удовольствием махал топором, но и знал такие заклятья, о которых позабыли даже Старшие Мучители.

Разумеется, чтобы их творить, требовалось больше магии, чем было у простого Ворона. То, что ее стоило бы ничего Истинному Ворону, выжимало Барбароха до нитки, досуха.

Но он упрямо покупал старинные книги с заклятьями, еще магии, экономия на всем, разгуливая в старой, ношеной и сотни раз штопаной одежде, но зато каждая новая казнь была своего рода шедевром.

Барбарох служил еще при старом Короле, а когда на престол вошел молодой Влад, Барбарох был уже в преклонном возрасте. Здоровье начало подводить его; от чрезмерной любви к выпивке отрасли объемный живот и щеки, прежней силы в руках не было, магия после казней восстанавливалась плохо, могла не возвращаться неделями, и он отошел от дел, полагая, что заслужил отдых. За былые заслуги старый Король дал ему какое-то маленькое дело при дворе, и Барбарох довольствоваться им. Жениться бывший палач так и не смог, потому что голые женщины вызывали в нем только одно желание: хлестать и резать.