Лэйнар с грустью подумал, что уже много лет не видел, как мама танцует. Зелёные лоскуты узких газонов, будто врезанных в мрамор, с нежными белыми цветами, похожими на вспыхивающие крошечные звёзды, составляли изящный узор. Вокруг дивана перед прозрачным столом неправильной формы стояли прозрачные кресла, похожие на арагвы. Но мама арагвы не любила.

Лэйнар заметил возле одного из окон натянутое на большую прямоугольную раму полотно с только что начатой вышивкой. А на другой стене расположились маминой рукой созданные портреты – их всех, с умело вплетённой магией, делающей изображения объёмными, будто живыми. В центре был Сандер. Брат летел и смеялся…

Лэйнар смотрел на портрет долго. И опустил глаза, снова чувствуя то напряжение, которое выталкивало его из родительского дома и не давало вернуться.

– Устал, сынок? – послышался мамин голос.

– Немного, – кивнул он и открыл глаза.

Перед ним завис в воздухе огромный поднос, еды на нём хватило бы на пятерых.

– Отдыхай, Лэй. И кушай, – мягко проговорила мама и села рядом. – Халана уже готовит всё, что ты любишь.

– Мам, я не настолько вырос, в меня и это всё не поместится, – улыбнулся Лэйнар и потянулся за любимыми хрустящими лепёшками.

Он и в самом деле с ночи ничего не ел, в рот не лезло. В последнее время он будто жил на внутренних резервах, голодный и сосредоточенный.

– Ты похудел, – заметила мама.

– Слишком много летаю.

И они опять замолчали. Лэйнар ел, она подкладывала, подливала джуса в бокал и смотрела на него, подставив ладони под подбородок. Но всё-таки наступил момент, когда уже больше он есть не мог, и пришлось говорить.

– Спасибо, мам, всё очень вкусно. Как всегда.

– Твоя Бармана так не умеет?

– У тебя лучше.

И снова пауза.

– Мам, мне жаль, что ты услышала от меня про предсказание Оракула… – наконец, сказал Лэйнар.

– Не узнала бы от тебя, узнала бы от отца. Он выяснил подробности от жрецов, пользуясь служебным положением. – Мама выпрямилась, положила ногу на ногу, поправив складки шёлкового одеяния. – Теперь знаю и я.

– И братья, – усмехнулся Лэйнар, вытирая руки горячим полотенцем, принесённым служанкой, которая тут же удалилась.

– Да, они тоже, – вздохнула мама. – Они мне сказали, что ты выберешь первый вариант и женишься, как сказал Оракул. – Она посмотрела на Лэйнара прямо и проговорила: – Только я знаю, что ты выбрал иное.

Лэйнар с удивлением на неё посмотрел.

– Ты нерушимый, – вдруг добавила она голосом, полным трагизма. – Таково твоё имя, и тебя не согнёт даже Оракул. И благородства в тебе больше, чем в других моих детях, и достоинства. Я ужасная эгоистка, я хочу, чтобы ты, чтобы вы все были рядом всегда, довольные, счастливые, с лёгкими крыльями… Я так хочу, да. Но я мать, и я чувствую, энергия понемногу вернулась, и вместе с ней сила магии, поэтому я чувствую, что ты не станешь, как все… – Она закусила губу.

– Мам…

– Не перебивай! – Она подняла ладонь. – Просто кто-то должен сказать тебе, что выбор только за тобой. Шеран, твой отец, Занар, Минтар, Биржес, они не понимают, хотя тоже любят тебя… Как умеют.

Поражённый Лэйнар смотрел на маму, не понимая, откуда в ней, почти тени, столько внутренней силы.

– Они беспокоятся о тебе, мама, – сказал он.

– Обо мне. И о себе тоже, – вздохнула она. – Когда на кону высшая власть, Шеран теряет ориентиры. Я не хочу, чтобы он стал главой Аэранха. Перестав творить, он и себя потеряет. Пожалуй, только Минтара не изменить, он политик до мозга костей. Ну, какой есть…

Мама встала и прошлась взволнованно перед Лэйнаром. Он поднялся тоже.

– Выборы ещё не состоялись, – сказал он.

– Надеюсь, Шеран их проиграет, – кивнула мама. – Но речь не о них сейчас. О тебе. Ты всегда выбирал большее: не власть, не карьеру, а помощь, доброту, жертвенность. Ты другой. Ты ещё совсем мальчиком защищал за городом человеческих детей, когда на них напали летучие псы, помнишь? И Минтару не позволял Сандера и Феара обижать. А когда он поджог домик на дереве, один ты не растерялся, вылетел мигом и потушил. Ты прирождённый защитник, спасатель, ты нерушимый! И я не понимаю, почему Оракул поставил тебя перед таким выбором, но я просто хочу сказать тебе: не выбирай из-за меня. Пожалуйста.

Мамины глаза были полны слёз. Лэйнар сглотнул и обнял её так крепко, как только мог.

– Мама…

– Ты лучший, Лэй, – прошептала она, положив ему голову на грудь.

У Лэйнара не хватало дыхания, комом свело горло.

– Мама, я думал, я всегда думал, что ты не простила меня… И никогда не простишь.

– Я никогда не считала, что ты хоть в чём-то виноват, – сквозь слёзы проговорила мама. – Сандера нет, но ты бы не предал его. Ты не умеешь бояться. Если так случилось, значит, ты сделал всё, что мог.

– Спасибо, мама… – выдохнул Лэйнар.

Он запустил пятерню в волосы, потом сел, закрыв лицо руками. Эмоции переполняли, словно аномалия, готовая пробить землетрясением озеро и превратить его в реку. Мама погладила Лэйнара по голове.

– Мой мальчик, мой самый хороший сынок.

Села рядом и обняла его. Он опустил руки. Как это было хорошо! Словно многотонный камень сбросили с души. Наконец, он смог говорить.

– Я ещё не сделал выбор, мама. Я не понимаю, что я передам Телу Света, да и не хочу этого. Но и второй вариант, он…

– Ты можешь мне всё сказать, сынок, если хочешь. Не хочешь, не говори. Я уже пережила самое худшее. Я выплакала и смирилась со всем, что будет.

И ему захотелось поделиться, хотя, возможно, не стоило.

– Есть одна девушка… – сказал Лэйнар, выпрямляясь. Взглянул на картины. – Она бы тебе наверняка понравилась, она забавная, искренняя, в ней столько творчества, хватит на целый город, но… она не лаэрка.

Мама с удивлением посмотрела на сына.

– Ты полюбил могулку?

– Она человек, мама, – признался Лэйнар сдавленным голосом. Произнёс это, и вдруг стало ещё легче – на пуд одной тайны.

Мамины красивые, большие глаза округлились, но она сразу же взяла себя в руки.

– Вот как!

– Да.

– И ты её любишь?

– Да, люблю.

Мама застыла. Он ждал её ответа, как вердикта высшего суда. Мама поправила волосы и положила свою руку на кисть Лэйнара.

– Значит, и мне она бы понравилась. Как её зовут?

– Оля.

– Какое необычное имя! Круглое.

И Лэйнар улыбнулся, пожал плечом.

– Да. Можешь считать меня извращенцем. Вот только я не уверен, что все люди – низшие существа, они очень разные.