Сауле привычно изготовилась к стрельбе…

– Ну, герр унтер-офицер Шульце, наблюдайте!

Сауле широко раскинула ноги и прижала приклад винтовки к щеке. Она видела, как пули, выпущенные из пулемета Сюткиса, взбили пыль у самой амбразуры бронеколпака. И русский снайпер выстрелил, – из амбразуры выпорхнуло легкое облачко дыма. Сауле плавно потянула спусковой крючок, – в луче солнца блеснули брызги разбитой ее выстрелом оптики красного…

Но в тот же миг в камень прямо над ее головой ударила пуля, щедро сыпанув в лицо каменной сечкой. Сауле завизжала от боли, мгновенно откатившись за валун. Еще через секунду пуля взбила пыль точно на том месте, где только что лежала ее голова…

– Что это? – спросил Шульце, с опаской поглядывая на Сауле, которая лежала на камнях, утирая кровь с лица.

– Где-то прячется второй снайпер! – Сауле понемногу приходила в себя.

Она отползла за самый крупный из валунов и, укрываясь в его тени, осторожно выглянула из-за камня. Колпак не подавал признаков жизни, но и второй снайпер замер, выжидая.

– Шульце, связь! – отрывисто бросила Сауле.

– Брюно, что ты видел после моего выстрела? – спросила Сауле, когда Сюткис ответил.

– Грязное дно блиндажа! – дерзко ответил напарник. – Что еще я мог видеть, если ты приказала лечь после того, как дам очередь по амбразуре. Я и лег… И вовремя, потому что в щиток пулемета почти одновременно прилетели две пули. С разных направлений. Могу предположить, что второй снайпер находится справа от убитого тобой. Там полоса кустарника и хорошее место для выстрела. Посмотри сама. Да, поздравляю! Обер-лейтенант был здесь, когда ты стреляла. Он не ложился на землю, а вел постоянное наблюдение. И он видел, как ты свалила того, что сидел в бронеколпаке.

– Ладно, слушай меня! – приказала Сауле. – Повторим номер с пулеметом. Дай очередь по тем самым кустам, а я посмотрю на реакцию второго снайпера.

Дважды Сюткис открывал огонь по кустарнику, но снайпер русских не проявлял себя. Он затаился. По-видимому, он понимал, что промазал, и ждал момента, чтобы поразить цель наверняка. Нечего было и думать спускаться вниз – до окопов было около двадцати метров открытого пространства, и Сауле решила ждать ночи.

Она знала, чувствовала, что Шульце не сводит глаз с ее раскинутых ног, между которыми наверняка проступило влажное пятно. Ей даже казалось, что тот чувствует ее запах, хотя Шульце лежал в трех метрах от нее, и ветер дул в ее сторону. После нескольких часов пристального наблюдения от напряжения в глазах появилась резь, и они стали слезиться. Сауле отложила винтовку в сторону и смежила веки.

– Шульце! – услышала Сауле свой голос и подумала, что задремала. Но Шульце подполз к ней и выжидательно посмотрел в глаза. – Как тебя зовут?

– Фриц! – улыбнулся унтер-офицер. – А тебя – Сауле! Мне твой напарник сказал.

– Вот что, Фриц! – Сауле призывно качнула бедром. – У нас в запасе куча времени! Понимаешь, о чем я?

– Н-нет! – покачал головой Шульце.

– Скажи, Фриц, у тебя была девушка до войны?

– Н-нет! – снова заикнулся Шульце.

– Ну, значит, я буду первая!

Сауле буквально изнасиловала Шульце…

Потом он лежал рядом обалдевший и едва живой после непрерывных полуторачасовых «скачек» и старался не смотреть в ее сторону. Он до крови стер себе колени, ублажая Сауле, и теперь ссадины горели огнем. Парень чувствовал стыд и горечь – он никогда не думал, что его первый любовный опыт состоится между двумя смертельными выстрелами его первой женщины…

Стало смеркаться, и Сауле возобновила наблюдение. Ей показалось, что в кустах что-то шевельнулось, и она тут же связалась с Сюткисом.

– Брюно, дай короткую очередь правее кустиков, метров двадцать от них. А потом ударь прямо по кустам. Давай, через тридцать секунд! Сделай несколько серий выстрелов, а когда снайпер попадет в щиток, сбрось пулемет на дно дзота.

Сюткис открыл огонь, и Сауле засекла снайпера по слабой вспышке от его выстрела. Но сама выстрелить не смогла – наступающая темнота скрадывала всякие ориентиры.

– Ну, давай, Брюно! – прошептала она, не отрывая глаз от оптики. – Давай же!

Будто услышав ее, Сюткис снова дал очередь, срезая ветки кустов, и снайпер выстрелил!

Сауле зарядила в магазин винтовки трассирующий патрон. Она ждала…

Стемнело, но кустарник на фоне светлого камня все еще был хорошо виден в оптику винтовки.

– Пора! – сама себе сказала Сауле и выстрелила по памяти туда, где должен был лежать снайпер.

«Трассер» прочертил четкую линию и впился в камень, продолжая гореть, разбрызгивая искры. Это подействовало на психику русского. Поняв, что он обнаружен, враг поспешил переменить позицию.

Снайпер приподнялся и, сделав короткую перебежку, соскользнул в траншею. Здесь он выпрямил свою онемевшую от долгой неподвижности спину и сразу же получил пулю в висок…

Шульце захлопал в ладоши.

– Браво! – сказал он. – Замечательный выстрел. Если у нас с тобой будет мальчик, он будет гордиться своей мамой-убийцей!

– Какие же вы, мужики… Животные! – сказала Сауле, сплюнув под ноги Шульце. – Когда ты трепал меня на голых камнях, я не казалась тебе убийцей? Нет? А детей у меня от тебя не будет. Ты даже не знаешь, что для этого ты не должен был три раза подряд кончать мне на живот, а должен был… Словом, тебе еще рано это знать, глупыш! Пошли вниз!

Странно, но и обер-лейтенант Хоффманн довольно скупо поблагодарил Сауле и постарался побыстрее спровадить снайперов со своих позиций…

Даша двенадцать часов кряду простояла в операционной, разрываясь между двумя столами, за которыми оперировали Наум Михайлович и доктор Мухин, которые сменили хирургов Нечаева и Горошко. Дашу сменить не мог никто, поскольку Настя Воронова упала в обморок прямо у операционного стола три часа назад и все еще была в нерабочем состоянии, а других сестер привлечь нельзя – все они без отдыха работали на перевязках…

Даша чувствовала, что еще немного, и она тоже рухнет здесь. На своем боевом посту. Начмед, видя, что девчонка уже на пределе, послал санитарку за Настей. И как только Настя, бледная, с запавшими щеками, вошла в операционную, сказал:

– Даша, идите, отдохните на кушетке. Через час вас разбудят, и вы отправитесь в перевязочную.

– Но я…

– Да, вы, краснофлотец Ракитина! Именно вы вот-вот грохнетесь в обморок! Или сунете мне вместо скальпеля зажим… Я даю вам возможность отдохнуть на перевязках, где не нужна будет особая концентрация внимания.

Даша упала на кушетку и, проваливаясь в глубокий, полуобморочный сон, еще слышала, как Наум Михайлович по-стариковски жаловался Мухину…