Затем прокурор пустил по кругу снимкисгоревшего автомобиля Патрика, фотографии с места катастрофы, сделанные наследующее утро, когда машину уже убрали: развороченная земля, остаткикустарника, обуглившиеся растения и ствол поваленного дерева. Пэрриш просилсобравшихся с особым вниманием отнестись к цветным, двенадцать на четырнадцать,фотоснимкам найденного в машине трупа.

– Безусловно, мы считали, будто это ПатрикЛэниган, улыбнулся он. – Однако теперь знаем, что ошиблись.

Почерневшие останки пострадавшего ничем ненапоминали человеческое тело. Хорошо видна была лишь одна крупная кость. Пэрришмрачно пояснил, что это тазобедренный сустав.

– Тазобедренный сустав мужчины, – добавил он,опасаясь, что члены большого жюри решат, будто Патрик положил в машину сбитогоборова или другое домашнее животное.

Присяжные отнеслись к замечанию и снимкам спониманием – отчасти потому, что смотреть там было почти не на что: ни крови,ни висевших на ветвях лохмотьев плоти.

Тошноты не ощущалось. Он, она или кем бы тамни был погибший встретил свою смерть на переднем сиденье, справа от руля. Самосиденье сгорело, как и все остальное, полностью, до основания.

– Естественно, так мог гореть только бензин, –сказал Пэрриш. – Мы знаем, что Патрик по дороге заправился, так что произошелвзрыв не менее чем двадцати галлонов горючего. Наш следователь отметил: пламябыло необычайно жарким и интенсивным.

– А остатков какой-либо канистры необнаружили? уточнил кто-то из присяжных.

– Нет. Возможно, бензин был в пластиковых контейнерах,а они сгорают полностью. С подобными случаями мы сталкиваемся постоянно.

– А тела всегда в столь ужасающем состоянии? –спросил другой присяжный.

– Нет, – мгновенно ответил Пэрриш, – далеко невсегда. Честно говоря, мне еще не приходилось видеть столь сильно обгоревшеготрупа. Будет сделана попытка эксгумации, но, как вам должно быть известно,имела место кремация.

– Есть предположения о том, кто это мог быть?– поинтересовался Ронни Беркс, портовый рабочий.

– Мы проверяли одну гипотезу, но выводы покаделать рано.

Прозвучали и другие вопросы, однако ни один невыделялся из общего ряда – примитивные попытки как-то уточнить то, о чеммолчали газеты. Жюри единогласно проголосовало за предъявление Патрику Лэнигануобвинения в совершении умышленного убийства, имевшего место уже после другогопреступления, то есть кражи. Наказание за это следовало суровое – смертнаяказнь посредством инъекции яда в Парчмэне.

Меньше двадцати четырех часов потребовалось нато, чтобы обвинить Патрика Лэнигана в умышленном убийстве, отправить емуповестку в суд в связи с разводом, привлечь его к делам о девяноста миллионахАрициа (плюс банковский процент на эту сумму), о тридцати миллионах, потерянныхего коллегами по работе, и о четырех миллионах, выплаченных “Монарх-Сьеррой”,не считая дополнительно взыскиваемых десяти миллионов.

Благодаря компании Си-эн-эн обо всем этом онузнал очень быстро.

* * *

Прокуроры Т.Л. Пэрриш и Морис Маст, стоя смрачным видом перед объективами телекамер, в один голос заявили:добропорядочные граждане округа Гаррисон в лице избранного из их числа большогожюри присяжных приступили к изложению обвинений, предъявляемых ПатрикуЛэнигану, убийце и вору. Вопросы журналистов, на которые не существовалоответов, оба прокурора обошли молчанием, ускользнули от тех, на которые вполнемогли ответить, и убежденно предрекли появление новых обвинений.

Когда камеры выключили, Пэрриш и Маст вспокойной обстановке встретились с достопочтенным судьей Карлом Хаски, одним изтрех, работавших в округе Гаррисон. Хаски когда-то был близким другом Патрика.Дела распределялись между судьями произвольно, однако Хаски, так же как и егоколлеги, прекрасно знал, где следует надавить, чтобы получить или не получитьто или иное дело. Сейчас он горел желанием взять на себя процесс ПатрикаЛэнигана.

* * *

Поедая сандвич с помидором, Лэнс, сидевший водиночестве на кухне, заметил на заднем дворе, возле бассейна, какое-тодвижение. Он подхватил ружье, выскользнул из дома, прокрался за кустами иувидел круглощекого репортера с тремя болтающимися на груди камерами. БосойЛэнс на цыпочках подкрался к журналисту, поднес направленный вверх ствол к егоголове и нажал на спусковой крючок.

Фотограф кинулся на землю лицом вниз ииспуганно заорал. Лэнс пнул его между ног раз, другой. Тот перевернулся искользнул взглядом по лицу нападавшего.

Сорвав с шеи репортера камеры, Лэнс с размахушвырнул их в бассейн. Стоявшая во внутреннем дворике Труди обмерла от ужаса.

Лэнс прокричал, чтобы она вызвала полицию.

– А сейчас я уберу отмершую кожу, – сказалврач, осторожно касаясь ран на груди заостренным хирургическим инструментом. –Может, ввести обезболивающее?

– Нет, благодарю вас, – ответил Патрик,сидевший на кровати.

В комнате находились две сестры милосердия иЛуис.

– Вам будет больно, Патрик, – предупредилврач.

– Бывало и хуже. Да и куда вы собираетеськолоть? – Он поднял левую руку, покрытую багровыми кровоподтеками. Все его телопредставляло собой сплошной синяк. – Хватит с меня наркотиков.

– Хорошо, как скажете.

Патрик откинул голову назад и вцепился рукамив боковые поручни кровати. Обе сестры вместе с Луисом держали его лодыжки, покаврач поддевал скальпелем засохшие струпья и срезал их.

Патрик закусил губы и прикрыл глаза.

– Как насчет укола, а? – спросил врач.

– Нет… – выдавил Патрик.

Осторожная работа скальпелем. Кучка засохшихструпьев увеличилась.

– Раны прекрасно заживают, Патрик. Думаю, мысможем обойтись без пересадки.

– Тем лучше. – Патрик стиснул зубы.

Из девяти ожогов четыре были достаточносерьезными, чтобы считаться ожогами третьей степени: два на груди, один налевом бедре и один на правой икре. Запястья, локти и колени, растертые веревкойв кровь, покрывал слой мази.

Через полчаса врач закончил свои манипуляции инапомнил Патрику, что ему нужен покой, причем лучше всего оставаться без одеждыили повязок. Покрыв освобожденные от омертвевшей кожи участки прохладной мазью,он вновь предложил болеутоляющее, но Патрик опять отказался.