Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, и о чем был весь этот треп?
Как только она встретилась с ним взглядом, то поняла, что врать – значит напрасно терять время.
– Это был Дэниэл Стрэйхен.
Билл мгновенно принял информацию к сведению, ничуть, по-видимому, не удивившись.
– Ух ты!
Она поморщилась.
– «Ух ты» – самое удачное слово в данной ситуации. Он не согласится.
– Это что, его окончательное решение?
И снова Ния не смогла соврать:
– Ну, он сказал, что подумает. Но поскольку я провела с этим человеком почти два часа, то могу с уверенностью сказать, что он не согласится.
– Значит, ты не смогла его убедить в обратном даже после разговора со мной.
– Именно по этой причине и не смогла. – Воображение услужливо прокрутило перед ее мысленным взором ролик, на котором были запечатлены последние минуты их с Дэниэлом встречи. Ее щеки порозовели, хотя она этого вовсе не хотела. Билл, однако, сразу же заметил этот румянец смущения. Он отошел в дальний угол комнаты и повернулся к ней спиной, так что его реакция осталась для нее тайной.
– Ты сегодня встретилась с этим человеком впервые?
– Да.
Билл поднял руку к лицу и задумчиво провел ею по подбородку.
– Забавно.
– Что же здесь забавного? – поинтересовалась Ния, которая поняла, к чему клонит шеф, когда он снова повернулся к ней лицом.
– Да беседа ваша меня позабавила. – Билл с некоторым изумлением посмотрел на стоявший на столе телефон. – Я бы подумал, что ты говоришь со своим старым другом… а может, и любовником. Это несмотря на твое упоительное по своей наивности замечание «Какой такой Дэн?», которое ты высказала с самого начала.
Румянец на щеках Нии расцвел алой розой.
– Он не мой старый друг – и тем более не любовник. Но он… он, видите ли… знает, как найти подход к человеку.
– К такому, как ты, – возможно. Но только не ко мне. Ты разговаривала с ним как женщина, а не как репортер.
– В таком случае тебе и брать у него интервью, Билл, – в отчаянии промолвила Ния. – У меня с ним с самого начала не заладилось. Если ты полагаешь, что он сумел обвести меня вокруг пальца, то займись им сам. Ты ведь отлично знаешь, какие чувства я испытываю к баскетболу и ко всему, что с ним связано.
Немногие – включая Билла Остина – могли похвастаться тем, что видели Нию в столь возбужденном состоянии. Билл заметил ее состояние и сразу же проникся к ней сочувствием.
– Что, все еще саднит?
– Угу, – бросила она, не позабыв подчеркнуть голосом отвращение к затронутому предмету.
– Но ведь тебе понравился Стрэйхен… хм, ну, как человек?
Ния заметила, какое направление начал приобретать разговор, и это не слишком ее обрадовало.
– Послушай-ка, Билл…
Сочувствие отошло в прошлое. Билл принял решение.
– Вцепись в него мертвой хваткой, Ния… Позавлекай его немного. Глядишь – и тебе все-таки удастся его разговорить.
– Знаешь что, Билл. – Ния приготовилась выпустить коготки. – Мне кажется…
– Ну а теперь вернемся к статье о колледжах. – Билл бросил взгляд на часы. – Чтобы привести ее в божеский вид, у нас осталось не больше часа.
Сдерживая ярость, она подняла на него глаза, потом покачала головой и вдруг, почувствовав себя чертовски усталой, тяжело вздохнула. Все разрешилось явно не к ее удовольствию, но теперь Билл по крайней мере знал, какие ей предстояли трудности. Если попытка взять интервью у Стрэйхена провалится, а Ния в этом ни на минуту не сомневалась, у нее всегда будет возможность заявить шефу, что она предупреждала его загодя… Впрочем, это было не так просто, как казалось.
Дэниэл Стрэйхен превратился для нее в самую настоящую занозу. Отправляясь поздно вечером к себе домой в Кембридж, что находился за Чарлз-ривер, она продолжала о нем думать. Интересно, он звонил ей из комплекса? Или из дома? И где, собственно, этот его дом находится – в Вестоне, как он намекнул, или еще где-нибудь? И что представляет собой его жилище? Это дом в полном смысле слова – или квартира? Сейчас он, конечно же, находится в спортивном комплексе – игра должна была начаться через полчаса.
Ния жила в старом тихом районе неподалеку от главного корпуса Гарвардского университета. Значительную часть пути в хорошую погоду она проделывала пешком, в дождливую – ехала на автобусе и лишь тогда, когда задание требовало ее отлучки из Бостона, выводила из гаража свою машину.
Подкатив по дорожке, усыпанной гравием, к дому на две семьи, она припарковала свой автомобиль рядом с видавшим виды «Вольво» Фредерика Максвелла, ее соседа. Доктор Макс, как его уважительно называли в университетских кругах, был профессором истории в Гарварде. Несмотря на свои почти восемьдесят лет, этот удивительно подвижный человек ходил на работу пешком и проводил долгие часы за книгами, собирая материал для бессмертного труда, который все еще намеревался написать. Его друзья и коллеги прощали ему и возраст, и эксцентрическое поведение, всячески о нем заботясь. Они подбирали бумаги, веером сыпавшиеся из его папки, когда он пробегал по коридору, и выключали задний свет в автомобиле, предварительно убедившись, что машина припаркована в безопасном месте.
Теперь настала очередь Нии. Она, улыбнувшись, вышла из машины и выключила фары «Вольво», тем самым сэкономив доктору Максу деньги за перезарядку аккумулятора. Поскольку она была домовладелицей и одновременно его другом, она старалась, по возможности, оказывать доктору маленькие услуги, несмотря на то что профессор, будучи человеком гордым, никогда ее ни о чем не просил. Он проживал в этом доме, когда они с Дэвидом купили его десять лет назад, и оказался приятнейшим квартиросъемщиком, какого только можно было себе представить.
С портфелем в руке и с сумкой на плече Ния поднялась по ступеням крыльца и отперла входную дверь. Из апартаментов снизу доносился приглушенный звук телевизора – передавали последние известия. Этот звук накладывался на отдаленное завывание сирены, к которому Ния сумела себя приучить и на которое уже не обращала внимания. Сегодня вечером, однако, приглушенное бормотание телевизора навело ее на мысль о программе, которую должны были передавать в самое ближайшее время. Он просил ее посмотреть игру – вставал вопрос: следует ли ей это делать? Уже сама мысль об этом вызывала в ее душе привычное неприятное волнение, выработанное годами ожидания и беспокойства. Дэвид никогда не пытался подключить ее к своей жизни спортивного обозревателя и предпочитал, чтобы она дожидалась его дома. Время от времени она включала телевизор, чтобы полюбоваться на него хотя бы на экране, но потом перестала и сосредоточилась на собственной жизни, постепенно превращаясь в профессионального писателя и журналиста. Временами ее жизнь складывалась так, что у нее не оставалось и минуты свободной, не говоря уже о том, чтобы смотреть по телевизору баскетбол… Тем более что у нее не было ни малейшего желания созерцать эту проклятую игру.