людей, старается их избегать, чтобы даже случайно к нему никто забрести не мог. Дальше дорога будет хуже и пропадет совсем, – пояснил Байсил.

Кони стали беспокойными, косились по сторонам тропы.

– Чувствуют, неспокойно тут – видя, как путь становится труднопроходимым и сгущающийся полумрак, отметил Годр.

– Стоило искать совет у старца, чтобы сгинуть раньше отпущенного срока в этом дремучем лесу – заявил Глузд, – лучше еще пять дней пожить, в кабаках посидеть, девиц поцеловать.

Говоривший был явно напуган, он пригнулся и сжал голову в плечи.

– Лучше уж в бою умереть, чем от навета нечистой силы – продолжал Глузд.

– Ты бы помолчал лучше, со стариками у тебя лихо получается воевать, в таких сражениях ты надеялся жить вечно! – подал голос Бадрай, от чего все остальные тихо засмеялись, сняв немного накопившееся напряжение.

В лесу раздавались непонятные звуки, протяжные и глухие, слышался треск, словно по лесу ходит великан и проверяет свои владения. Около самой тропы что-то дернулось и бросилось от них сторону, отчего кони тоже шарахнулись, переполошив всадников.

– Вот же нечисть! – выпалил Витко и схватился рукой за оберег, висевший на шее. Это был подарок бабушки, которая завещала ему свой талисман, хранивший их род на протяжении многих веков и переходящий по наследству старшему из сынов.

Поднялся сильный ветер, деревья заходили ходуном, послышалось нечто похожее на свист, и с треском прямо перед маленькой кавалькадой, преградив им путь, рухнуло старое дерево, вырванное с корнем. Все пятеро с суеверным ужасом наблюдали за медленным падением лесного старожила, уже не выдержавшего очередного напора стихии.

– Наверно, чем-то прогневили «хозяина» леса – тихо заметил Витко, когда страх немного прошел.

– Может, это старый ведун не желает нас видеть и дорогу преграждает? – спросил Бадрай.

– Нет – ответил Байсил, – это просто нас проверяют, сможем ли дойти до прорицателя, не повернем ли назад. Когда с отцом сюда ездил, перед гаданием он его дух закалял, дабы смог вместить все, что ему дано будет услышать.

Пятеро приятелей спешились и осторожно, озираясь по сторонам, подошли к повалившейся березе и, взявшись за нее молодецкими руками, силушкой не обиженные, с трудом оттащили ее в сторону.

– Недалече уже, почти приехали – сказал Байсил друзьям, чтобы их подбодрить.

– Давно пора бы, а то Глузд совсем затосковал, нигде кабаков не видать да девок. Пред кем оружием бряцать? А то ему здесь страшно за него даже браться! – подшутил над другом Бадрай.

– Да я вижу, ты тоже не очень-то храбр, у тебя шлем на глаза сдвинут, и конь тебя ведет – ответил на шутку Глузд.

Ехавшие друзья посмотрели на Бадрая, у которого, действительно, глаз не видно было и рассмеялись.

– Это он у меня сдвинулся, когда дерево поднимали – оправдывался Бадрай.

– И так его новое положение понравилось, что решил оставить, чтобы зеньки на месте остались в случае чего – добивал уже приятеля Глузд, вызвав смех у остальных.

– Все, приехали – ехавший впереди всех, сказал Байсил. Все четверо обогнули друга и стали в рядок перед небольшой избой, окруженной со всех сторон высокой травой и старыми могучими дубами.

– А не ушел ли он в мир предков? – предположил Витко, рассматривая ветхое жилище, – или его старческие немощные ноги еще где-то носят?

– Здесь запросто можно встретить медведя – осматриваясь по сторонам, проговорил Бадрай, хорошая могла бы быть охота.

– Бадрай, это хорошо, что мы рядом, ты же его в надвинутом шлеме даже не заметишь, окажись он перед тобой – возвращая долги, продолжал подтрунивать над другом Глузд, вызвав очередной приступ смеха у приятелей.

– Негоже хозяину дома, хлопцы, зад коней показывать – вдруг услышали молодые повесы сиплый голос, на который они быстро повернулись и увидели перед собой старика с большой белой бородой, в темном потрепанном халате и в лаптях. Рядом с ним лежал заплечный мешок, полный каких-то трав, а в руках держал деревянный изогнутый посох. Ведун смотрел на непрошенных гостей большими добрыми глазами, в которых читались глубокий ум и юмор, – Байсил, зачем пожаловал к старику? Родители твои, еще поживут во здравии, а вот ты…выходит, по своей душе приехал ко мне с вопросом.

Старик молча поднял мешок на плечо и прошел мимо опешивших всадников к себе в дом. Воины спешились и стояли возле коней, не зная как поступить, спесь при виде прорицателя у них спала. Ведун появился на пороге и посмотрел на «хлопцев».

– Так и будете топтать мне землю? – улыбаясь, спросил дед, – или пройдете в избу, поведаете старику свои печали, авось помогу, а может и нет, – и подмигнул.

Байсил первый направился к дому, остальные двинулись за ним, так и вошли в дом, но столпившись в сенях, боясь переступить порог большой комнаты, на противоположной стороне которой стоял старик.

– Проходите, уже, раз зашли, усаживайтесь на скамью, только ступайте осторожно, дом не развалите, ратники – подбодрил гостей ведун и улыбнулся.

Наконец, молодые воины разместились и уставились на прорицателя.

– Это вы ко мне пришли, что же молчите, как истуканы, я представления не даю, чтобы так на меня смотреть – хитро щурясь, сказал ведун, – Байсил, говори, ты, видать, старший у них.

– Дедушка Веденя, беда у нас – начал Байсил и рассказал все, что с ними приключилось, прося совета и помощи как поступить, как голову из петли вынуть.

Старик внимательно слушал, чуть опустив седую голову набок, сидя на скамье напротив. После последних слов воина, долго молчал, потом встал и прошел к печи, где достал свои гадательные принадлежности, завернутые в тряпичный обветшалый узелок.

– Да, соколики, попались вы в силки своей собственной гордыни, отпускать она вас не хочет и на погибель ведет. Понимаете меня, о чем толкую? – развязывая узелок, спросил дед Веденя.

В ответ он услышал молчание и сопение.

– Ох, хлопцы, кабы глупость ваша еще и не сильней оказалась, чтобы не дать понять, о чем речь веду – вздохнул старик и поглядел на друзей.

– Байсил, почему твои родители не служат князю, а, ответь мне?

– Они при мне это не обсуждают, но краем уха слышал, что за нечестность и жадность князя называют его «Заглотом».

– А ты как считаешь, он честно с вами поступил? – спрашивал ведун.

– Нам стало страшно перед колдуном, это правда, ноги отказывались идти – с трудом говорил Байсил, а дед задавал свои вопросы легко и непринужденно.

– А знаешь, милок, почему вы так испугались? А потому, что на ваших несмышленых еще глазах Суд совершался над губителем душ людских, а в этот Суд никто встрять не может,