своему другу… Независимо от того, колебался ли я на этом пути или нет, в конечном итоге я все же превратился в его подобие.

Его рука прижалась к обжигающе горячей щеке Чу Ваньнина, медленно изливая на него целительную духовную силу.

— Простите, я все же подвел вас, Учитель. Единственная радость, что мои ослепшие глаза уже не смогут увидеть, как вы меня ненавидите.

Помолчав, Ши Мэй улыбнулся и от этой его улыбки, казалось, комната наполнилась весенним теплом.

— Последнее, что видели мои глаза — это то, как вы все переживали и горевали обо мне. Этого вполне достаточно.

Он развязал стянувшее руки Чу Ваньнина вервие бессмертных, убрал заклинание над его кроватью, а после этого уничтожил то, что было наложено на каменные двери на входе. Закончив с этим, Ши Мэй повернулся и на ощупь медленно вышел из комнаты.

Стоило ему отойти чуть дальше, и его силуэт растаял во мраке.

В то же время на землях Цитадели Тяньинь.

Педантичный учитель Ма вернулся из частной школы, где он преподавал. Постукивая себя по ноющему плечу, он зашел в свой дом и по обыкновению собирался для начала пройти на кухню, чтобы выпить свой любимый чай «Восемь Сокровищ».

Толкнув дверь, он вошел. Вокруг царила кромешная тьма.

Господин Ма невольно нахмурился и, пытаясь нащупать во тьме подсвечник, крикнул:

— Дорогая, почему даже ночью ты не зажгла свечу? Как ты…

С треском кресало ударилось о кремень.

Господин Ма в немом ужасе застыл посреди комнаты… Теперь он ясно видел, что все слуги его дома были задушены и теперь словно колокольчики свисали с поперечной балки. Его сварливая старая женушка была вспорота от груди до живота, а ее окровавленные кишки валялись по всему полу. Глаза и рот мертвой женщины были все еще открыты, а голова повернута в направлении к двери.

— А-а… — господин Ма попытался закричать, но все, что он смог выдавить, было скорее похоже на дрожащий и невнятный всхлип. Через мгновение он отмер и истошно завопил, от ужаса обоссав штаны. — А-а-а!

— Тсс, зачем так шуметь-то?

Из глубины комнаты вышел мужчина со свитком «Книга историй[274.4]» в руках. Почесав им у основания шеи, он широко зевнул и спокойно уточнил:

— Покойников никогда не видел?

— Ты… ты-ты-ты! Мо… Мо!..

Щелкнув пальцами, мужчина с ленцой пояснил:

— Заклинание глушения звука.

— К-как… какое заклинание?

— Заглушающее звук заклинание. Надо же, даже этого не знаешь, — мужчина презрительно закатил глаза. — Этот достопочтенный как раз со всем почтением ознакомился с каноническими книгами из вашей библиотеки и узнал, что нехорошо шуметь по ночам, мешая соседям отдыхать. Заходите уже. Теперь без стеснения можете кричать сколько влезет, и если кто-то все-таки услышит, то, так уж и быть, господин учитель, можете и в этом винить этого достопочтенного.

Лицо господина Ма стало белым, как у призрака, от панического ужаса он едва держался на ногах. В своей обычной жизни где бы этот простой смертный смог увидеть подобную кровавую сцену? Он был так напуган, что с ног до головы покрылся липким потом. Потребовалось время, чтобы ему удалось выдавить дребезжащим от страха голосом:

— Мо… ты демон… монстр… ты… ты ведь должен быть на Помосте Покаяния Цитадели Тяньинь... ты… ты…

— Помосте Покаяния Цитадели Тяньинь?

Мужчина поднял свои черные с фиолетовым отблеском глаза и улыбнулся.

— Верно! Этот достопочтенный и правда ходил туда, чтобы взглянуть. Иначе как бы он мог позавчера услышать ваши ценные суждения, господин учитель?

С этими словами он отбросил книгу и, распрямив свое долговязое стройное тело, плавно и не спеша подошел к школьному учителю. Свет лампы выхватил из тьмы его исключительной красоты лицо. Кто же еще это мог быть, как не Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь?

Оскалив зубы в улыбке, Тасянь-Цзюнь продемонстрировал учителю Ма глубокие ямочки на щеках, после чего, вопреки ожиданиям, вежливо поклонился ему:

— Этот достопочтенный всю жизнь преклонялся перед образованными людьми. Взяв на себя смелость убить всю вашу семью, я и правда поступил довольно грубо и опрометчиво. Господин учитель, позвольте же должным образом приветствовать вас.

Довольно странный тон и речи, особенно в сочетании с полным домом невинно убиенных людей.

У не отличавшегося храбростью господина Ма не хватило сил даже молить о снисхождении. С глухим стуком он повалился на колени, и, задыхаясь от ужаса, закричал:

— Что тебе надо… чего ты хочешь?!

Тасянь-Цзюнь лишь со смехом поднял руку, и в его ладони тут же появился длинный меч.

Наклонив голову, он взглянул на испуганного школьного учителя:

— А сам угадай.

— Не убивай! — в ужасе закричал господин Ма, продолжая пятиться назад. — Не убивай меня!

Отступая все дальше, он обо что-то споткнулся и упал. Стоило ему повернуть голову, и его взгляд уперся в широко открытые глаза его мертвой жены. Почти сорвав голос в надрывном крике, теперь он мог только рыдать и причитать:

— Нет-нет-нет! Не надо, не надо, прошу… не надо… а-а-а! А-а-а-а!

В ответ занесенный над головой учителя Ма меч вонзился ему в бедро, пригвоздив его ногу к полу!

— А-а-а!..

Прищурив глаза в самой что ни на есть дружелюбной улыбке, Тасянь-Цзюнь медово-сладким голосом спросил у него:

— Осмелюсь спросить господина учителя… есть ли разница между актрисой и продажной певичкой?

— Ч-что? — от неожиданного вопроса господин Ма на миг остолбенел, но так как он сейчас был не в состоянии думать ни о чем, кроме пронизывающей его тело страшной боли, то снова зарыдал. — Что…

— Это же ваши слова, — протянул Тасянь-Цзюнь. — Господин учитель сказал это перед Помостом Покаяния Цитадели Тяньинь. Что актеры, что шлюхи, «все они бесстыжие людишки, не знающие, что такое честь и достоинство. Кто бы мог подумать, что в наше время кто-то будет подменять значения слов, чтобы прикрыть столь недостойное занятие, как проституция. Не ожидал я, что в этой области Верхнего Царства мораль и добродетель падут так низко».

Сохраняя полную невозмутимость, Тасянь-Цзюнь говорил четко и выразительно, в точности имитируя тон и манеру речи школьного учителя. Закончив эту речь, он выдержал многозначительно паузу, после чего, насмешливо хмыкнув, чуть повернул в его сторону свое выразительное лицо и уточнил:

— Достаточно ли хорошо я процитировал по памяти слова господина учителя?

Разрываясь между болью и страхом, учитель Ма, наконец, начал что-то смутно понимать. Припомнив, что и в самом деле использовал