— Трехдневный срок оповещения Цитадели Тяньинь подошел к концу, наказание определено, — как всегда прекрасная Му Яньли величаво окинула взглядом колышущееся внизу людское море. Колокола[274.5] в ее руке торжественно зазвенели. — Введите преступника Мо Жаня.

Хотя его духовное ядро было раздроблено, от Помоста Покаяния к Помосту Наказания Мо Жаня конвоировали под усиленной охраной, в которую входило несколько десятков самых прославленных учеников Цитадели Тяньинь.

Люди вокруг были похожи на стервятников, учуявших запах крови. Он шел на верную смерть, ведь почти никто не выживал после вырезания духовного ядра, и при виде жертвы их глаза уже ярко горели от предвкушения.

— За тягчайшие преступления сегодня в полдень Мо Жань будет подвергнут наказанию через изъятие духовного ядра, — голос Му Яньли был ясным и холодным. — Перед Землей и Небесами все десять его преступлений будут оглашены миру здесь и сейчас.

Дождь прекратился, но все вокруг было еще мокрым. Мо Жань стоял в луже воды и смотрел на свое колышущееся отражение на фоне неба и облаков. Он поднял взгляд и в толпе людей нашел глазами Е Ванси.

Его черные как смоль глаза смотрели прямо на нее, словно спрашивая. Спрашивая, исполнила ли она его наказ и передала ли людям с Пика Сышэн его слова. Спрашивая, понимает ли она, как многое сейчас зависит от нее и как важно не отвлекаться на то, что уже нельзя изменить.

Е Ванси чуть заметно кивнула, и глаза Мо Жаня ярко засияли, а губы растянулись в едва заметной светлой и мягкой улыбке.

Под конец Небеса и правда расщедрились на отличную погоду. Дождь закончился.

— Преступление первое: рассматривая человеческую жизнь, как ничтожную былинку, беспощадно истреблял простых людей.

Ясный голос Му Яньли громогласным эхом прокатился над Цитаделью Тяньинь, придавая атмосфере особую торжественность.

— Преступление второе: поджог здания в качестве мести за личные обиды.

Перед Буддой горели благовония, все божества и духи небесные где-то там в облаках, перебирая четки и глядя сверху на все живое и сущее, вопрошали то ли с гневом, то ли с добротой. В последние годы Мо Жань не любил смотреть на небесный свод, опасаясь быть обнаруженным, ведь если там и правда живут боги, то ему не укрыть от них свои былые грехи и злые помыслы.

Однако сейчас он, наконец, расслабился и окинул взглядом небосклон. Казалось, яркий солнечный свет смыл с его черных глаз фиолетовый отсвет, превратив их в чистую и прозрачную янтарную глазурь.

Он смотрел ввысь. Небо было таким ярким и пронзительно голубым, что даже легкая дымка облаков казалась лишь едва заметным тончайшим кружевом.

Казалось, холодный голос Му Яньли доносится до него из какой-то неведомой дали. Он закрыл глаза, не желая смотреть в сторону людей с Пика Сышэн, не желая видеть лица старых друзей.

— Преступление шестое: тайно практиковал запретные техники, нарушив Великий Завет.

Внезапно он о чем-то подумал и на его лице на миг отразилось сожаление и след глубочайшей сердечной привязанности.

Когда-то он думал, что всю жизнь будет заботиться о Чу Ваньнине, но, к сожалению, это оказалось ему не по силам. Первое истинное единение их тел, которого он так ждал и страстно жаждал, в конце концов, обернулось полным хаосом.

Все обернулось провалом.

Он в самом деле глубоко непорядочный человек, звезда, что несет миру лишь беды и бедствия, ходячее несчастье, дух поветрия и самая скверная его шутка.

Обе эти жизни.

Он хотел защитить маму и не смог.

Хотел добром отплатить за добро и не сумел.

Маленьким ребенком мечтал стать героем, но впоследствии, украв небо и подменив солнце, понадеялся обманом навсегда занять место племянника главы Сюэ, а под конец зашел в тупик и отдал свое сердце и душу за то, чтобы стать хладнокровным и не знающим жалости Наступающим на бессмертных Императором.

Однако ни одно дело он так и не довел до конца.

— Тасянь-Цзюнь, Мо Вэйюй, образцовый наставник Мо… — его ресницы чуть дрожали, кадык судорожно перекатился, прежде чем, в конце концов, с тяжелым сердцем он насмешливо выдохнул несколько слов, которые мог расслышать только он сам, — ты и правда самый смешной и нелепый человек в мире.

Вздохнув, он запрокинул голову и посмотрел в высокое небо. Когда порыв ветра растрепал его челку, он слегка прищурился, не в силах отделаться от мысли, что все это время крутилась у него в голове: «Где сейчас Чу Ваньнин?»

Пожалуй, ему и так было дано слишком многое, но все подарки судьбы теперь исчерпаны, поэтому в этой жизни даже на последнем пути в небытие он не мог вновь увидеть господина своего сердца[274.6].

И это к лучшему. Он возвел очи горе и на помосте для наказаний расхохотался в голос.

По крайней мере Ваньнин не увидит его в столь плачевном и униженном положении.

— Время пришло! Подготовиться к казни…

Вторя голосу, грозно и торжественно запел рог.

Словно тень кошмарного сна, отзвук этого «подготовиться к казни» проник в уши человека, что находился за тысячи километров от того места. В тайной комнате горы Цзяо Чу Ваньнин внезапно распахнул глаза и, очнувшись от вызванным дурманом забытья, резко сел на кровати.

— Мо Жань!

Мерно мерцало пламя свечи. Открыв рот, Чу Ваньнин тяжело дышал, одежда его насквозь промокла от холодного пота.

Он слегка вздрогнул. Почти неосознанно, стоило ему открыть рот и он произнес имя именно того человека, с которым был связан на протяжении двух жизней. Чу Ваньнин тяжело сглотнул. Постепенно выражение его глаз стало более осмысленным.

Казалось, только что он словно увидел перед собой тень кинжала и от этого видения его охватил панический ужас, сердце забилось быстро и гулко, словно боевой барабан, и по непонятной причине все его существо охватила невыносимая тревога и страх.

— …

Сидя на кровати, он сильно потер лицо ладонями. Мало помалу холодный пот на его теле высох, он практически пришел в себя и тут его осенило.

Перед глазами замелькали разрозненные осколки воспоминаний, вот только эти воспоминания принадлежали вовсе не ему… Часть его земной души слишком долго находилась в теле Мо Жаня, поэтому, когда она вернулась к нему, то принесла с собой очень много воспоминаний принадлежащих Мо Жаню. Тех самых, которые были поглощены и выброшены из его памяти Цветком Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия. Вплоть до того, что даже сам Мо Жань уже не мог вспомнить основные из