В германских лагерях заключенных проверяли на их работоспособность каждый месяц. Последствия этого здесь были куда более неотвратимыми, чем в ГУЛАГе. Намерений поддерживать жизнь ослабленным и совершенно обессиленным узникам не было. Заключенные «полумертвые» в германских лагерях получили прозвище «мусульмане»; как и доходяги в советских лагерях, они были полностью истощены физически, выглядели апатичными и поневоле становились психопатами.

Их состояние было совершенно очевидным. В Освенциме заключенных, мужчин и женщин, заставляли спускать с себя грязное белье, чтобы лагерный доктор мог посмотреть на их ягодицы и сказать, исходя из степени их истощения, остался ли хоть какой-нибудь рабочий потенциал у стоящего перед ним заключенного86. Тех, кто не проходил тест, не посылали в оздоровительные дома, а сразу отправляли в газовые камеры. В большинстве лагерей имелись изоляторы, но заключенные старались любой ценой избежать попадания в них. Сочувствующие заключенные-врачи пытались спасти жизни узникам, но эсэсовцы в ходе регулярных рейдов по госпиталям забирали пациентов, которые должны были отправиться на уничтожение. По мере продолжения войны, потребность в увеличении производительности труда удовлетворялась посредством уничтожения ослабленных заключенных с целью освобождения пространства для более сильных новобранцев, лучше приспособленных к труду. В Равенсбруке газовая камера, способная уничтожить 150 ослабленных и немощных женщин за один раз, была установлена в 1944 году. От более мелких групп заключенных избавлялись с помощью выстрела в затылок87. Крематории и газовые камеры были внедрены в других лагерях в связи с необходимостью справляться с массовым истощением лагерного населения, что постепенно шаг за шагом превращало регулярные лагеря в лагеря смерти.

Шансы на выживание можно было увеличить разными путями. В ГУЛАГе заключенные и надзиратели иногда вступали в сделку в целях манипулирования нормами работ, прием известный в лагерях (а также в обычной экономике) как туфта. Если нормы регулярно выполнялись, норма хлеба была существенной, а работать было легче. Лагерные функционеры имели возможность вступать в бартерные сделки с поварами и кладовщиками; уголовные преступники воровали то, что они не могли добыть с помощью вымогательства88. Существовали возможности и для побега. Число побегов из лагерей с менее строгим режимом содержания в начале 1930-х годов достигло пика в 1934 году, когда было зафиксировано в общей сложности 83 490 побегов. Побег из германских лагерей, огороженных высоким забором, через который было пропущено электричество, с их пулеметами на вышках и собаками, был почти невозможен. Те, кому посчастливилось сбежать, совершили побег из менее строго охраняемых небольших подразделений более крупных лагерей или во время перемещения из одного лагеря в другой. В промежуток между 1938 и 1945 годами из Маутхаузена удалось сбежать всего 31 заключенному, но 353 заключенных, совершили побег из меньшего по численности лагерного населения подразделения основного лагеря, расположенного за пределами основной территории. Некоторые беглецы оставались на свободе. Но, обычно, их либо выдавали властям местные жители, либо ловили и убивали охранники. Иногда показательно поставленная страшная сцена расправы происходила на глазах у остальных заключенных89.

Смерть в лагерях приходила в самом разном обличии. К голоду и болезням, массово пожиравшим людей, необходимо добавить и фундаментальное беззаконие, лежавшее в основе существования лагерей. Одни заключенные убивали других ради выгоды или из мести. Ведущий кaпo из Освенцима, исполинского вида мужчина, который навевал страх на всех заключенных, был низведен до того, что его отправили в Бухенвальд, где он был повешен в своем бараке своими десятью новыми сокамерникам90. Бывших следователей, оказавшихся в заключении в ГУЛаге, регулярно убивали их бывшие подследственные и объекты преследований Советских органов. Заключенные в обеих системах были жертвами непредсказуемого и произвольного насилия со стороны охранников и заключенных функционеров, которые воспринимали малейшие нарушения правил и признаки неуважения как потенциально тяжкие преступления, за которые следует смертная казнь. Имеется бесчисленное количество свидетельств того, как заключенных избивали дубинками до смерти, топили вниз головой в уборных или в кипящем котле с супом, или просто хладнокровно расстреливали. Наказания представляли собой эксперименты с тщательно выверенным садизмом, который насквозь пронизывал все аспекты лагерной жизни в обеих системах. В начале 1930-х годов в Соловецком лагере заключенных, совершивших мелкие правонарушения, летними вечерами привязывали обнаженными к дереву и оставляли так, чтобы они были заживо съедены комарами; любимым наказанием зимой была ледяная лестница, 273 ступеней, ведущих вниз к замерзшему озеру. Заключенных заставляли спускаться вниз по лестнице босиком, чтобы набрать два ведра воды.

Если они проливали хоть каплю воды, карабкаясь наверх, их отправляли обратно вниз. Цель экзекуции заключалась в том, чтобы подошвы ног заключенного намертво примерзли к ледяным ступеням, на которых его после этого оставляли замерзать до смерти91. Не поддающиеся воображению дикие формы раправы, придуманные при режиме Эйке, были установлены в 1933 году в Дахау, и эта варварская практика пропитывала насквозь всю систему лагерей вплоть до коллапса режима в 1945 году. Любимым занятием была пытка «свая», во время которой заключенного заставляли висеть на длинном шесте задрав руки вверх и за спину. После многих часов висения в таком положении плечи несчастной жертвы смещались; через несколько дней наступала медленная смерть. В одном лагере во время войны советских заключенных раздевали до нага и привязывали, когда они стояли на цыпочках, к высокому забору петлей из проволоки. Полностью изможденные и больше не способные выдерживать такую позу они опускались на всю ступню, повисали на проволоке и погибали от удушья92.

Эти зверства не всегда проходили бесследно. До властей в Москве доходили жалобы на условия существования в лагерях, после чего в ответ прилагались усилия к тому, чтобы обуздать садизм и улучшить условия жизни заключенных93. Первое поколение руководителей ГУЛАГа, в том числе и Берман, исчезло в горниле чисток 1938 года, будучи обвиненным в руководстве режимом насилия и преступления. В германских лагерях контроль над насилием в лагерях был значительно слабее, отчасти потому, что ему потворствовали очень многие лица, включая высокопоставленных чиновников, офицеров и врачей. Все сведения о жизни в ГУЛАГе указывают, главным образом, на грубые и жестокие усилия, направленные на то, чтобы выжать из заключенных максимум работы и поддерживать их работоспособность любой ценой; но многочисленные воспоминания о лагерной жизни под властью СС, указывают на то, что насилие здесь было самоцелью, встроенной в саму систему задолго до того, как потребности военной экономики стали поводом для злоупотребления прерогативами ничем не ограниченного угнетения людей. Эсэсовские охранники регулярно навязывали дополнительные тяготы жизни и наказания на все бараки или всех обитателей лагерей, демонстрируя, таким образом, свою абсолютную власть. В самом начале войны в лагере в Заксенхаузене в случае, когда не было работы, заключенных заставляли целыми днями стоять на ногах; или даже лежать ничком на полу по нескольку часов подряд, в то время как эсэсовские визитеры развлекали себя тем, что заставляли пожилых заключенных делать отжимания до тех пор, пока те не умирали от изнеможения94. Эта модель недифференцированной травли своих жертв выделяет опыт германских лагерей и ставит их в особый ряд.