Кохима – небольшой поселок на высоте 1500 м в горах Нага. Белые колониальные бунгало и миссионерская капелла с крышей из красного рифленого железа располагались на фоне леса и видневшихся вдали синих гор. Бунгало заместителя британского комиссара на Гарнизонном холме славилось своим теннисным кортом с глиняным покрытием, которому в грядущей смертельной схватке суждено было стать ничейной землей.

Героическое сопротивление 50-й парашютной бригады дало Слиму время для перегруппировки прибывших подкреплений. Но 6 апреля, когда японцы подошли к Кохиме, ее обороняли лишь 4-й Королевский Западно-Кентский полк, подразделение раджпутов, сформированный из местных жителей отряд ассамских стрелков, батарея горной артиллерии и горстка саперов. Когда японцы окружили город и блокировали дорогу на Димапур, все эти войска оказались в окружении.

За Гарнизонный холм и теннисный корт разгорелись ожесточенные бои. Как ни странно, японцы кричали по-английски: «Сдавайтесь!» еще до начала атаки, выдавая, таким образом, обороняющимся свои планы. Британские войска сражались с небывалым упорством. После того как японцы закололи штыками раненых пленных в Аракане, командир роты Кентского полка сказал: «Они лишили себя права считаться людьми, и мы их воспринимали как паразитов, которых надо истребить… Загнанные в угол, мы собирались продать свою жизнь втридорога».

Делали они это с помощью пулеметов «брен», гранат и винтовок, нанося врагу тяжелые потери. «Японцы могли задавить батальон просто своим огромным численным превосходством, – рассказывал впоследствии командир комендантской роты. – Передний край был просто завален телами убитых японских солдат». Англичане несли потери в основном от огня снайперов и легкой артиллерии противника. Их раненые лежали вдоль всей линии траншей под открытым небом. Многих при этом ранило во второй раз шрапнелью. Воды было в обрез, ее приходилось сбрасывать с самолетов в металлических канистрах. В свою очередь, у японцев заканчивался рис, поскольку Мутагути посчитал, что они с легкостью захватят британские запасы. Отчаянная, даже безрассудная, храбрость японцев отчасти объяснялась потребностью раздобыть еду.

Английская 2-я дивизия, выдвинувшаяся с танками 3-го Карабинерского полка по дороге из Димапура, стала пробиваться на помощь защитникам Кохимы. Когда они наконец достигли Гарнизонного холма, их глазам предстала картина будто из времен Первой мировой войны: поваленные деревья, засыпанные в результате артобстрела траншеи и зловоние смерти. И хотя сильно потрепанные кентцы дождались подкрепления, Кохимская битва длилась еще почти четыре недели. Но начинался сезон муссонов, что для японцев означало дальнейшее ухудшение снабжения. 13 мая японская армия прекратила наступление и начала в беспорядке отступать, потеряв при этом большое количество солдат и офицеров.

За два дня до этого, 11 мая, китайские дивизии соединения Y из Юньнаня приступили к форсированию реки Салуин с целью соединиться с частями соединения X генерала Стилуэлла. Японской 56-й дивизии, занявшей оборону вдоль реки, были абсолютно ясны их планы. Японцы уже попытались нанести удар через реку с целью оттеснить китайцев дальше в Юньнань, но полученные националистами подкрепления и поддержка самолетами Четырнадцатой воздушной армии Шеннолта указывали на то, что готовится крупное наступление. Это подтверждали и радиоперехваты японской разведки. Захватив китайские шифры, японцы могли легко расшифровывать все радиосообщения, передаваемые из Куньмина в Чунцин. Хотя японские войска и достигли некоторого успеха, контратакуя форсирующие реку китайские подразделения, все же китайские силы на этом участке оказались слишком велики.

17 мая Стилуэлл высадил десант на планерах силами подразделений «Галахада» на аэродром Мьичины и захватил его. «Вот англичане беситься будут», – записал со злорадством Стилуэлл в своем дневнике. Однако японцы незамедлительно прислали подкрепления гарнизону города, состоявшему всего из 300 солдат и офицеров, и вскоре сами американцы уже оказались в роли обороняющихся. У японцев в городе был большой склад боеприпасов. Подкошенные усталостью, болезнями и кожной язвой, люди Меррилла просто валились с ног от изнеможения. Некоторых настолько измучила дизентерия, что они просто вырезали сзади в штанах дырку, чтобы не терять времени и не снимать их каждый раз.

Стилуэлл не проявлял особого сострадания ни к своим людям, ни к «Чиндитам». Прибывшие китайские дивизии теперь окружали город, и японцы снова оказались в осаде. А 24 июня одновременной атакой китайских войск и «Чиндитов» – крайне ослабленной 77-й бригады генерала Майкла Калверта – был захвачен ключевой город Могаунг на западе. И все же лишь в августе командующий японским гарнизоном совершил харакири, а остатки его войск ушли в джунгли, перебравшись через реку Иравади. Наконец-то можно было открыть дорогу Ледо в Китай, а транспортные самолеты США получили возможность летать по более короткому и безопасному маршруту, благодаря чему тоннаж перевозимых в Китай грузов вырос почти вдвое.

Пока продолжалась битва с 15-й армией Мутагути за Импхал, войска союзников нанесли контрудар. Но они, как и американцы, были поражены умением японцев закапываться в холмы и сооружать дзоты. Новый лейтенант, назначенный командиром взвода во 2-м Пограничном полку, услышал от сержанта своего только что принятого им взвода: «Господи Боже, эти низкорослые ублюдки умеют так копать! Наши парни еще не успели даже поплевать на руки, чтобы взять в руки лопату, а они уже закопались в землю!»

Генерал Слим был прав, когда предположил, что муссоны гораздо сильнее повредят коммуникациям японских войск, чем его собственным. Четырнадцатая армия могла положиться на авиацию, которая сбрасывала на парашютах все необходимое, в то время как солдаты Мутагути страдали от голода. Генерал-лейтенант Нобуро Танака, прибывший 23 мая принять командование 33-й дивизией на юге, записал в своем дневнике: «И у офицеров, и у солдат вид был ужасный. Они запустили волосы и бороды так, что стали походить на горных дикарей… Им почти нечего было есть, от недоедания они стали бледными как мел». К июню его дивизия потеряла 70 процентов личного состава. Некоторые солдаты много дней подряд питались только травой и ящерицами, так как другой еды у них не было. Те немногие запасы провизии, что еще оставались, забирали себе офицеры. Часто японские солдаты шли в атаку только для того, чтобы захватить в траншеях британцев банки с тушенкой.

Японские солдаты никоим образом не имели иммунитета против боевой усталости и психоза, но лишь очень немногие из них были эвакуированы в тыл. Те, кто не выдерживал напряжения, кончали жизнь самоубийством. Японские солдаты давали множество самых разных названий парализующему их страху: «паралич» или «дрожь самурая» – так называлась непроизвольная дрожь. Как правило, со страхом они боролись, впадая в одну из двух крайностей: абсолютный фатализм – смирялись с мыслью, что непременно умрут, либо наоборот – полное отрицание, когда убеждали себя, что неуязвимы. Когда они уходили на войну, многим матери давали шарфы «из тысячи стежков», которые, как утверждалось, должны отражать пули. Однако по мере ухудшения положения японских войск фатализм становился чуть ли не всеобщим, поскольку устав полевой службы запрещал солдатам, даже тяжелораненым, сдаваться в плен.