— Здесь произошел грабеж. Я сажусь один в глубине комнаты, что налево от входа, спиной к двери, и кладу перед собой часы. Даю ровно десять минут, чтобы все награбленное было возвращено и сложено у порога комнаты. Если после десяти минут хозяин мне заявит, что чего-то не хватает, будет обыск. Виновного лично пристрелю тут же на месте.

Назаров вынул из кобуры наган, проверил барабан и вошел в избу.

Поднялась суматоха: из сум и подушек быстро появились запрятанные в них вещи. Торопясь, почти бегом, провинившиеся сносили их в хату и, бросив на пороге комнаты, сконфуженно возвращались ко взводу. Все это было закончено в несколько минут.

Через четверть часа Назаров вышел из дома, закладывая наган в кобуру. Мужики и бабы, утирая слезы, громко благодарили его и кланялись до земли. Зрелище было не из приятных.

Назаров бросил взводу:

— Все в порядке. Чтобы подобного больше не повторялось!

Сев в тачанку, он приказал вознице трогать и понесся обратно в полк.

На следующий день Партизанский дивизион выступил дальше. Стояло очень жаркое и сухое лето. Каждый день разведка сообщала один и тот же результат: противник отходит на запад и находится приблизительно в 40–50 верстах. Каждое утро в безлюдной ровной степи расходились дозоры, вытягивались по проселочной дороге головные конные части 42-го полка. Хлеб кое-где был уже скошен. В других местах расстилались еще несжатые кукурузные поля, дозревающие бахчи.

Мы прошли какое-то богатое пустое имение, где нашли штаб нашей бригады. Потом опять открылись со всех сторон необозримые пространства Херсонской степи…

На одной из остановок поздно вечером меня вызвали по списку.

— Ты назначаешься в глубокую разведку, — сообщил мне вахмистр Ашуркин.

В полной темноте назначенная в разведку группа партизан собралась на окраине деревни. При свете потайного фонаря начальник разъезда прочитал поставленную нам задачу. Она сводилась к тому, чтобы во что бы то ни стало догнать отступающего противника, войти в боевое соприкосновение с ним и этим выяснить его силы.

Мы тронулись в путь. Разговаривать и курить было строжайше запрещено. До рассвета разъезд шел очень осторожно, с сильно подтянутыми дозорами, но, как только начало светать, дозоры продвинулись далеко вперед и в стороны, а колонна пошла переменным аллюром.

Около полудня слева от дороги показались постройки кирпичного завода отца Троцкого. Часам к двум под палящим безветренным небом отряд добрался до деревушки немецких колонистов, вытянувшейся вдоль большого шляха, который уходил прямо на юг. Немцы спокойно приняли нас, сами занялись нашими лошадьми и потом кормили партизан сытным завтраком. Они сказали, что накануне здесь прошел небольшой отряд большевиков. Награбив у них всякого добра, красные сейчас же ушли дальше на запад. Большевики могли быть в данный момент в соседней большой слободе. До нее оставалось еще немного более пяти верст. Начальник разъезда прикинул время и, несмотря на утомленность лошадей и людей, решил идти дальше. Когда мы выезжали из деревни, на юге, далеко над горизонтом, наметился большой высокий столб пыли. Немец-колонист беспокойно поглядел на него и сказал:

— Кто-то идет сюда… Много людей, а кто они? Ваших тут нет. Уходите, пока вас не заметили… — и объяснил дорогу к слободе.

За деревней расстилалось довольно большое болото. Через него была положена длинная шаткая гать. Пройдя ее, мы свернули с дороги и пошли рысью по открытому полю.

Солнце спускалось низко над горизонтом, когда разъезд остановился. Перед нами лежала широкая лощина, за нею, верстах в полутора от нас, — большая слобода, утопавшая в зелени садов.

Начальник разъезда, рассмотрев подступы к ней, вызвал трех охотников и приказал им въехать в слободу с разных направлений. Выяснив от жителей, где находятся в данный момент большевики, партизаны должны были немедленно присоединиться к отряду.

Два партизана начали разъезжаться, спускаясь по склону лощины. Третий немного задержался, и, когда он собрался ехать, разглядывавший в бинокль местность юнкер обратил наше внимание на какого-то конного в защитной форме, стоявшего в полуверсте от нас в открытом поле. Он не замечал нас и продолжал разговаривать с какой-то бабой. Мы указали конного нашему третьему охотнику, и тот, сбросив винтовку, сразу пошел к конному. Тот долго не замечал нашего партизана, и только тогда, когда последний выстрелил на скаку в него и перешел в карьер, красноармеец поднял свою лошадь и помчался к слободе. Оба всадника исчезли в зелени ее садов.

Наступила полная тишина. Мы ждали продолжения, всматриваясь в окраины деревни.

Вдруг в нескольких местах послышались беспорядочные выстрелы, перешедшие вскоре в настоящую перестрелку. Она вспыхивала с промежутками несколько раз. Где-то в глубине деревни заработал пулемет. Стрельба отдалялась, потом стихла совсем. Наступило томительное долгое молчание. Наши партизаны не появлялись обратно. Все становилось возможным: может быть, все они трое были перебиты в деревне.

Несколько партизан вызвались ехать в слободу узнать, в чем дело, но в это время на окраине ее один за другим показались наши разведчики.

Они рассказали, что в слободе они нарвались на группу большевиков, грузивших какое-то имущество на подводы. Красные открыли огонь и бросились уходить в сторону полустанка Трикраты. От местных жителей партизаны узнали, что большевики отходят на город Вознесенск, где много красных. До Вознесенска оставалось верст десять. Встреченный в слободе отряд большевиков насчитывал человек пятьдесят. Конный же, обнаруженный в поле, успел уйти от нашего партизана благодаря большой резвости его лошади.

Задача была выполнена. Сейчас же наш отряд повернул обратно и пошел бодрым ходом на соединение с полком. Уже в темноте мы прошли болото и прибыли в немецкую деревушку, так гостеприимно встретившую нас днем. Жители сообщили нам, что не больше часа тому назад здесь прошла на север большая колонна красных. Это от нее поднимался в степи высокий столб пыли, замеченный нами раньше. Таким образом, наш отряд необыкновенно удачно прошел туда и обратно: только что проследовавшая колонна большевиков и не подозревала о нашем присутствии в ее тылу. Мы шли всю ночь переменным аллюром, с очень короткими остановками, и только на следующий день, мертвые от усталости, от покрытых почти ста верст пути,