Индия не укладывалась ни в какие стереотипы. В то время как силу в ней набирали традиционалисты (среди которых встречались даже поклонники Натхурама Гондзе — убийцы Махатмы Ганди), президентом стал выходец из касты неприкасаемых Кочерил Раман Нараянан, первый представитель народа малаяли на этом посту. А ядерными испытаниями 1998 года руководил мусульманин Авул Пакир Джайнулабдин Абдул Калам, «ракетный человек Индии», который в 2002 году еще и занял кресло главы государства. Население этого субконтинента, вмещавшего в себя языки и религии со всего света, демонстрировало невероятную гибкость и способность к диалогу. Здесь тоже случались кровавые теракты и массовые столкновения, но разве можно это было сравнить с пятнадцатилетним побоищем, учиненным в столь же многоконфессиональном Ливане?

* * *

Экуменическая деятельность римского папы не оттеснила на второй план другой принципиальной проблемы — места церкви в современном мире. Одиннадцатого июня, закрывая в Варшаве заседания Второго пленарного синода польских епископов, Иоанн Павел II призвал активно нести в массы слово Божие, а не ограничиваться частной жизнью паствы. Если вы воспринимаете церковь как обычное учреждение, а веру — как вопрос личных убеждений, говорил понтифик, вы продолжаете традиции тоталитаризма[1312]. Оно и понятно. Для римского папы церковь была творением Христа, созданным для спасения человечества. Отказываться от этой роли означало для Войтылы предать ту миссию, ради которой церковь и была создана.

В том же духе высказывались и участники Второго синода епископов Европы, собравшиеся 1 октября 1999 года. Иерархи (и понтифик в том числе) с горечью отмечали, что победа духа над материей, свершившаяся в 1989 году, в значительной мере растрачена. Диктатуры уступили место мафиям, а экономики стран Центральной и Восточной Европы так и не сравнялись с западными. Зато они разделили общую беду — растущую безработицу. Вместо единения налицо всплеск национализма и государственного эгоизма. Причина же этого в том, что «бархатные» революции не помогли преодолеть порочную версию гуманизма, при которой пунктом отсчета является человек, а не Бог. Радикальный либерализм в этом смысле ничем не лучше марксизма, как указывал, например, архиепископ Мадрида Антонио Мария Роуко Варела. Опольский епископ Альфонс Носсоль, развивая эту логику, взялся отстаивать право церкви вмешиваться в политику, чтобы не оставлять ее на откуп посткоммунистам[1313]. Но это уже был явный перехлест (хотя вполне согласный с традициями духовенства в Польше). Войтыла напирал на другое: церковь должна быть моральным ориентиром и способствовать объединению Европы вокруг христианских ценностей. Эту свою идею-фикс он в который уже раз повторил в сентябре, посетив Словению, где беатифицировал первого уроженца тех мест — Антония Мартина Сломшека, основоположника братства святых Кирилла и Мефодия, известного своей экуменической деятельностью. Посещение Словении заодно дало повод еще раз напомнить о том, что патриотизм и национализм — не одно и то же[1314].

* * *

Неутихавшие войны в бывшей Югославии прямо-таки физически ранили понтифика, на корню разрушая работу по консолидации Европы. Весь май 1999 года католический клир по его поручению возносил молитвы за мир на Балканах. В июне бомбежки Сербии закончились, как закончились и боевые действия в Косово. Вспыхнувшая очень скоро война в Чечне, как и операция индийских войск против кашмирских сепаратистов, не нашла такого горячего отклика в Ватикане. Оно и понятно — эти конфликты разгорелись не на европейской земле, и хоть заслуживали осуждения (как всякое кровопролитие), не препятствовали наметившемуся сближению христианских стран.

Это речитатив из рождественского послания Иоанна Павла II «Городу и миру» в 1999 году. Открытие Святых врат ватиканской базилики в тот год впервые сопровождалось прямой трансляцией из пяти городов в разных частях света — Дублина, Вашингтона, Гаваны, Вифлеема и Веллингтона. Итальянское телевидение ради такого случая бесплатно вело эфир.

Журналисты из ватиканского пула тревожились, справится ли римский папа с напряжением. С 24 декабря по 6 января ему предстояло участвовать в 130 церемониях и встречах. А ведь он едва осилил визит в Грузию. У многих замерло сердце, когда согбенный понтифик под рев африканских рогов (заменявших иудейские трубы шофар) с трудом распахнул Святые врата.

Войтыла справился. Но наблюдала за этим не столь многочисленная аудитория, как надеялись организаторы. Всего полтора миллиарда — обычное дело для рождественской службы в Ватикане. Зрителей перед телевизорами не прибавилось нисколько, а вашингтонский собор и ботанический сад в Веллингтоне, откуда велась трансляция, зияли пустыми местами. Зато оправдали надежды кубинцы, заполнившие храм в Гаване.

В послании «Городу и миру» Иоанн Павел II вновь призвал отказаться от насилия, но на этот раз не упомянул ни одного конкретного конфликта. Между тем на окраине географической Европы как раз начался штурм Грозного. А в последний день года президент России Борис Ельцин потряс весь мир, добровольно оставив свой пост. «Я устал, я ухожу», — эти слова потом долгие годы повторяли его сограждане, удивляясь неожиданному поступку.

Пример Ельцина подстегнул неугомонного диссидента Ханса Кюнга порассуждать на тему отставки Иоанна Павла II. Как ни странно, немецкий богослов высказался решительно против такой перспективы, боясь, что живой Войтыла сумеет возвести на папский трон продолжателя своей политики, как это сделал Ельцин, поставив вместо себя Владимира Путина.

Интервью Кюнга увидело свет 11 января 2000 года на страницах «Ла Стампы». Днем раньше та же газета опубликовала мнение Витторио Мессори, по словам которого Войтыла переживал настоящую драму и всерьез размышлял, не удалиться ли ему ради блага церкви в какой-нибудь польский монастырь.