Последний крейсер заехал в ворота и сирены затихли. Ветер сносил дым от горящего леса на север, но даже в Монастыре ощущалась вонь горящего топлива. Из шестнадцати автобусов вернулось только четырнадцать, два из них совершенно пустые, остальные наполовину заполненные, и лишь последняя машина битком. В ней приехали не одни Волкодавы, но и бывшие пленницы, которых удалось спасти из приграничья.

Сегодня утром во двор автокорпуса разрешалось входить только ратникам. Родные ополченцев толпились возле дверей лазарета и перед храмом в Парадном Дворе, дожидаясь новостей о погибших и раненых. Монастырь прежде никогда не нападал на подземников в соседнем лесу. Даже войти в него означало всё равно что расстаться с жизнью. Но сегодня многое изменилось.

Священники храма провозгласили: Навь поразил гнев Господень и первая победа за христианами! Их речам вторило зарево и дым над дремучим лесом. Навье логовище объято пламенем, а значит дьявольские прислужники скоро сгорят.

Но те, кто сейчас выходили из автобусов, кто вытаскивали на руках залитых кровью товарищей, хорошо понимали: это только начало и, пока есть родовое гнездо, девоедушцы – угроза Монастырю.

Волкодав смывали с лиц пот и гарь, оживлённо помогали друг другу, искали знакомых в других автобусах. Кто-то с болью в глазах уединился от общего гомона. Целые отряды сапёров, разведчиков и штурмовиков не вернулись из леса. Большие потери. Впервые бойцы Василия прошли крещение огнём без своего командира.

Но вот из последнего въехавшего автобуса вышли женщины. Со ступеней крейсера их передавали с рук на руки медикам из лазарета. Тринадцать спасённых чернушек стали редким светлым событием минувшей вылазки. Ещё никому и никогда не удавалось вызволить ни одного человека от Нави, ведь для этого пришлось бы спуститься в родовую нору. Никто из рабынь не должен был увидеть ни солнца, ни света, ни вдохнуть свежего воздуха до конца жизни, и всё-таки их освободили и вернули в человеческий мир.

К последнему автобусу подбежал и Егор. Он хотел узнать, жив ли Сергей. Когда за Волкодавами вышли чернушки в разодранных грязных рубищах, он невольно опешил. В каждой спасённой он жаждал увидеть Дашутку, но племянницы среди них так и не нашёл.

– Не плачь, хорошо всё, мы тебя защитим! – как раз успокаивал Серафим одну из бывших рабынь, совсем ещё девочку. Под грязным балахоном было неясно, ранена она или просто сильно напугана. Чернушка едва шевелилась и спотыкалась. Егор помог Серафиму её поддержать и внезапно заметил за спутанными волосами янтарные серьги.

– Вы их всех в лазарет?

– Конечно, куда же ещё! – торопливо обронил главный врач и повёл её дальше, Егор ничего толком и расспросить не успел. Со ступеней автобуса, придерживая Смагу, спустился Сергей. Глаза Настоятеля понуро и утомлённо окинули автокорпус, словно он видел и понимал гораздо больше любого из христиан.

– Как ты? – поспешил подойти Егор.

– Живой. Как Евгения? Уехала?

– Никто конвой не обстреливал и погони, вроде бы, нет. Дай Бог доберётся хотя бы до переправы спокойно.

– Дай Бог… – Сергей закрыл могучей шершавой ладонью лицо. – Навь не привыкла терпеть поражения в лесу. Скоро они захотят отомстить, может быть попытаются этой же ночью. Готовь ратников к бою. Детей, женщин и стариков спрячьте в кельях. Остальных, кто не может сражаться, отведи в храм и мастерские. За наружные стены никого не выпускать. Удар может быть страшным, но Монастырь, с Божьей помощью выстоит.

– Ты же говорил, что они не ударят, и торги будут, переговоры, что ведунья побоится пошатнуть племя? – не сдержался Егор.

Сергей сунул карабин ему в руки, хотя раньше никому не доверял Смагу.

– К ним новые племена пришли. Единение началось. Всё может выйти сейчас по-другому.

– А что с Дарьей? – всё никак не терял надежду Егор.

Сергей не ответил и даже не задержался. Опустив взлохмаченную голову, он уходил. Егор заметил, как он вынул из кармана пальто чей-то чужой клинок. Его могучее плечи как будто поникли, и Егору не суждено было знать, что в горящем лесу он прошёл испытание встречей с прежней семьёй, и глаза ведуньи жгли душу сильнее, чем ядовитое пламя. День ещё не окончен, впереди ждала ночь, и Настоятелю предстояло биться не только с подземниками, но и с пробудившимся Зверем.

*************

Олесю, Гойко, и тех немногих охотников, которые выжили при нападении Волкодавов, заперли в небольшой норе на глубинных меженях родового логова. Их заключили под стражу и заставили ждать приговора ведуньи, хотя какая вина могла лежать на Волках, защищавших свой дом и семью? Из всей крамолы уцелели только они. Весть о потере приграничного логова разлетелась по племени, и убить их без приговора или обвинить в трусости, когда Навья Стража сама отступила, Влада теперь не могла. И всё-таки Олеся прекрасно знала, что пока они в заключении, Матерь Племени думает, как бы избавиться от них половчее.

– Азмь тобе прорекал, ще буде тако всему и конец, – произнёс Гойко возле дощатой стены. Олеся молча сидела в отдельном углу и потирала два негнущихся пальца правой руки.

– Ведунья сгубила нас, або супротив уклада пошла и честных Волков ей не надобно. Нужны токмо слуги, – продолжал Гойко. – Не сговорилися мы, не поспели, и посему проиграли. Тако, Волчица?

Олеся смотрела перед собой, словно не слышала Гойко, но он знал – пусть контуженная, она всё понимает. Подавшись поближе к ней, он заговорил так, чтобы не слышала стража у входа.

– Есмь ощё доля нам свергнуть их: крайняя доля отмстить за погибших! За твою сестру отмстить и за мати, за жену мою и за все наши семьи.