и впустило внутрь круга раздетого до пояса Сивера и бросившего ему вызов Гойко. В сердце круга дожидались воткнутые два ножа, но соперники пока что к ним не прикасались. Над лесом Зимних Волков пылал красный закат. К ночи пришли холода, безветрие и туманная сырость погасили бушевавший пожар. Этим вечером вершилась судьба Навьего рода. Никому кроме Старших не дозволено было стоять возле круга. Влада зорко оглядывала собравшихся, убеждаясь, что лишних соплеменников не пришло.

Вожаков, кто не признавали Единение, почти не осталось, только Олеся. Наверное, стоило убить и её, но не на одном страхе и крови держится род. Да и убивать её в смутное время – не меньше рискнуть, чем оставить в живых. Её смерть могли использовать скрытые сторонники Гойко. К тому же, никто не должен был обвинить Владу в ошибке при выборе логова. Пускай смерть несогласных останется преступлением Волкодавов, а её милость исходит от доброго Сердца и права судить вместе с Сивером. Но всё-таки Гойко обязан сгинуть в бою – этот хвост полагалось отсечь навсегда.

«Убей его, Сивер! Смежи пасть окаянным, опосля я и охотницу изведу. Не надо ножа на сие – её злоба сгубит», – так напутствовала она Первого Волка. И всё же тревожилась и теребила оберег за правым ухом. Гойко заметил её движение и на весь круг огласил.

– Пущай ведунья отступится и ворожбой Правду вершить не мешает!

– Пёсий выр-родок! – прорычала Влада, но вожаки согласились. Охотники в колдовстве не понимали, и всё же в круге должен был победить самый сильный боец, отмеченный волей Вия и Перуна, а не хитростью Велеса и Кощея.

– Добре, тако и бысть! – зашипела она и отошла прочь от круга. Кольцо вожаков сразу сомкнулось, ей не разрешалось даже смотреть в сторону схватки и велели отойти на добрых двадцать шагов. Давно Владе так никто не указывал, но в той же стороне она увидела Кову. Ведунья Лунной Стези сидела на камне, поджав белые ноги, и наблюдала за схваткой издалека.

– Не страшно? – пробасил рядом голос Незрячего. Их с Ковой никто не звал, но Старшим их родов разрешили подходить к логову. Две родовых норы в лесу заняли Кузнецы и Стезя, но какие именно – знали только Влада и Сивер.

– На кой мне страшиться? – гордо вскинула голову Влада. Одного удара Незрячего с лёгкостью бы хватило, чтобы ей шею свернуть, и никто бы не успел заступиться, но вожак Кузнецов миролюбиво осклабился. Кому, как ни ей, кто ратовала за Единение с чужаками, говорить с пришлыми смело?

– Уклад речёт, коли муж у ведуньи в круге поляжет, так победитель и на ведунью право имеет. Надо будет Гойко в нору позвать, – кивнул Незрячий на круг, где как раз сходились бойцы. Кова на камне начала хохотать, как злая болотница.

– Нешто умыслили, ще у рода, стянувшего вас за шкирню, худой Первый Волк? – отгрызлась Влада.

Кова проглотила свой смех и злобно сверкнула рубиновыми очами. Вместо неё теперь заухал Незрячий.

– Зубастая ты, Бела Шкура! Да токмо не за «девство» твоё азмь страшуся да не за крамолу, кою ты в норе заперла да зажарила, а за труды наши тяжкие. Муж твой сгинет, и наследок куды-то девалси.

– Нас мaло, да заявятся племена, где поболе охотцев, чем у Волка Хлaда. Кто же их поведёт?

– Кова верно глаголет, – согласился Незрячий. – Ежели Сивер твой сгинет и наследка не будет, так чужеядцы и тобя разорвут.

– Яр поспеет и обернётся. Его дело важно, – говорила Влада, но сама вслушивалась, что творится внутри заветного круга. Сивер как раз подскочил к сердцу ристалища, выхватил нож и попытался убить Гойко первым же выпадом со стороны изуродованной части лица. Гойко хорошо видел тем глазом и ловко оттолкнул его раскрытой ладонью, а другой рукой выхватил свой клинок из земли. Теперь оба они вооружились и вперёд больше никто не лез. Они обходили друг друга по краю, разгадывая в чём у противника слабость. Молодняк лезет в драку наскоком, скорей бы убить, в схватке матёрых же больше редких и выверенных ударов.

– Нынче же ночью капьно подымемся в набег на Монастырь, – досказала она. – Тепло в Слободе запалим – там, где люди живут. В Слободе их слабое место. Единение утвердить надобно.

В круге раздались удары и яростный вскрик. Сивер оборонялся от натиска Гойко. Он дважды отбил нож, а на третий раз извернулся и рассёк Гойко спину. Тот вскрикнул, но скорее от злобы, чем от болезненной раны. Опоённому кровью Волку нелегко устоять, дабы не ринуться за слепой местью, и такая ошибка станет последней. Но тот, кто пьёт кровь понемногу, не ослепнет от ярости. Сивер и Гойко лишь слегка поранили язык о клыки и не отдались до конца во власть Звериного Духа.

– Монастырь крепок, могут и на слабом месте аже трём племенам отпор дать, – задышал глубже Незрячий, почуяв запах крови.

– Без Редлой Кмети не сдвинуся, – добавила Кова.

– Коль от набега откажемся, смута окрепнет в родах, – ответила Влада. – Слободу надобно сжечь, в ней много добра, тем несогласных сманите. Аки увидят добычу, тако о племенах разных забудут. Промедлим – крестианцы укрепятся, взять их не сможем и явится Редлая Кметь. А сие… ничего не оставят.

Посулы богатой добычи заставили Кову с Незрячим задуматься. Кметь и правда могла забрать лучшую часть награбленного и делиться с ней ни Стезя, ни Железные Кузнецы не хотели.

Влада ощутила на языке вкус сладкой победы и скорой мести над крестианцами, но вдруг Сивер вскрикнул от боли в душе похолодело. Звуки внутри круга ей подсказали, что её Первого Волка