25. Возвратившись ко двору своего сюзерена, отдать верный отчет в своих поступках (даже если бы они были им неблагоприятны) королю, под страхом быть исключенными из рыцарей.

26. В особенности же рыцари должны быть верны, вежливы, скромны, никогда и ни в каком случае не изменять своему слову, какое бы зло им от этого ни случилось (Vilson de la Colombière. Le vrai théâtre d’honneur et de Chevalerie. T. I. P. 22).

Есть и другие своды рыцарских обязанностей с еще большим числом пунктов.

В третьем периоде развития рыцарства происходят изменения церемониала рыцарского посвящения. Увещания воспреемника об обязанностях рыцаря принимают характер, совершенно отличный от тех предписаний, которые налагались прежде духовными лицами. В XII веке: «Когда дама или девица имеют нужду в нем (рыцаре), он должен помогать им по мере своих сил, если хочет приобрести los et prix (mérite et louange), ибо должно почитать дам и переносить всякую тягость, защищая их право». После рыцарской присяги дама вооружает рыцаря; дама помогает надеть ему панцирь, дама опоясывает его мечом, подвязывает золотые шпоры – эмблему быстроты, с которой он должен лететь на помощь слабому полу и всем угнетенным.

Заметим еще, что кульминационным пунктом рыцарства является промежуток между 1066–1096 годами. Года эти принимаются потому, что к 1066 году относится первое упоминание о Песне про Роланда (в сражении при Гастингсе один воин по имени Tauliefert выехал вперед и воодушевлял войско Песней о Роланде и Ронсевальской битве), а в 1096 году произошло взятие Иерусалима Готфридом Бульонским. Этот промежуток в 30 лет является временем расцвета рыцарства церковного; в XII веке уже является рыцарская поэзия и в само рыцарство вносятся новые идеалы, новые обязанности – служение даме, то, что французы называют courtoisie.

Потом мы еще вернемся к рыцарству, когда займемся рассмотрением третьего его периода.

III. История коммунального движения

Мало найдется вопросов истории, которые были бы разрабатываемы с таким старанием и интересом, как происхождение городов.1 Причина того не только трудность задачи, но и важность. Города не только создали tiers état, их влияние не было исключительно политическим: благодаря городу не только государство, но и идеи, и нравы, и искусство, и литература, торговля и промышленность были преобразованы.

Существуют несколько теорий происхождения городских устройств.

Первая теория (родоначальник ее Savigny) выводит их из римского предания и римского муниципального устройства.2 Школа эта говорит, что римская традиция существовала непрерывно до XII века и легла в основание городского движения. С некоторым ограничением теория эта признается и Гизо для Южной Франции (см. т. 1, 88 сл. л.).3

К. F. Eichhorn, основатель истории германского права,4 хотя и не порвал решительно связей с теорией романистов, но все-таки его «Über den Ursprung der Städtischen Verfassung in Deutschland» (в «Zeitschrift für geschichtliche Rechtswissenschaft», I и II от 1815 и 1817) показывает значительный прогресс. Эйхгорн уже не признает, что муниципии сохранялись в городах во всех своих частях. Без сомнения, он еще признает за ними большое влияние, но, в отличие от своих предшественников, включает в дело новые элементы: первый привлекает внимание к роли, которую играло вотчинное право le droit domaine, «Hofrecht», в образовании буржуазии и в выработке городского права. И хотя он еще верит в существование курии после варварских нашествий, все-таки он поставил задачу на должное место и показал, что решение ее может быть найдено только после анализа политической и социальной среды, в которой развивалась городская община.

Вторая теория, во главе которой стоит Aug. Thierry,5 указывает другой источник происхождения городов, а именно – из гильдии, то есть ассоциации с известными целями, союза несвободных или свободных для взаимной поддержки и торговли. Этот источник городского самоуправления признает и Ф. Гизо для городов Северной Франции.

Остановимся прежде немного на вопросе о гильдиях.6

Гильдии, одинаково распространенные как в Скандинавии, так и на материке, представляют из себя особые ассоциации, имеющее себе аналогию и в наших братчинах.

«Ассоциация была свойственна всем народам германского племени», – говорит Giry. Чтобы расширить семейный круг, чтобы иметь возможность представить перед судом большее количество соприсяжников, чтобы набрать себе друзей, могущих поручиться, в случае уплаты виры, чтобы успешно сопротивляться насилиям и гарантировать свободное пользование собственностью или свободное занятие профессией, германцы закрепили клятвенным союзом отношения соседства, которые существовали между ними и не казались им достаточными. Эти ассоциации, в которых каждый член уплачивал известный взнос, которые обыкновенно находились под покровительством какого-либо святого или под защитой сильного лица, соединяли членов своих в общих пиршествах и известны были под именем гильдии. Мы встречаем в памятниках также названия conjurationes, confratriae, consortia, amicitiae. Подобные общества имели различные цели; некоторые соединялись для взаимного вспомоществования в случаях пожара или наводнения, другие имели целью взаимную помощь или благотворительность, иные, наконец, – чисто религиозный характер. Сведения, которые мы имеем об организации их, показывают, что она была сходна у всех их (Giry. Histoire de la ville de St.-Orner. P. 276–277).7

«Германский народ имел привычку соединяться в общины для взаимной помощи в несчастьях, в особенности же в случае пожара или наводнения. Это называлось составить гильдию (Gilda, Geldonia); члены ассоциации вносили известную сумму (само слово “гильдия” происходит от немецкого Geld – деньги), с помощью которой уплачивали убыток пострадавшим от пожара или потерявшим свое имущество при наводнении. Члены гильдии клятвенно обещались сохранять и исполнять статьи ее устава и соединяться в определенное время на пиршества, чтобы обсудить общие дела и выпить чашу во славу святых покровителей гильдии и в честь героев народа. Не нужно искать непременно зародыша гильдии в Скандинавии, хотя здесь они действительно долее всего сохранили свой первобытный характер. Франки перенесли и распространили их по всей Галлии, где они сделались предметом строгих гонений; во Фландрии и духовенство, и короли гнали их то под предлогом, что они возбуждают пьянство, то под тем предлогом, что они прикрывают составление заговоров, опасных для общественного спокойствия. Особенно в то время, когда Каролингская монархия сделалась огромным телом, трудно управляемым, окруженным неприятелями, с налогами тяжелыми для народной массы – гильдии сделались предметом строгих указов».8

«Пусть никто, – говорит Карл Великий в Геристальском капитулярии 779 года, – не осмеливается связывать себя гильдейской клятвой. Каковы бы ни были соглашения, в которые вступают по поводу пожаров, наводнений или милостыни, пусть никто при этом не дает клятвы» (Boretius. Capitularia regum Francorum. С. 51). Другой капитулярий Карла