один разряд рыцарства, и не необходимы удары копья. Нет шпаги – есть у нас перо; при отсутствии пера – есть слово; не останется слова – останется честь в нашем поведении”. Автор “Chevalerie” почел бы за счастье, если бы создал рыцарей. С горестью начинает Готье терять веру в воскресение рыцарства. “Были рыцарские души после Жанны д’Арк и, благодарение Богу, есть они еще между нами, но рыцарство стало устаревшим учреждением. События, при которых мы имеем несчастие присутствовать, не позволяют нам надеяться, что уничтоженное и мертвое рыцарство возродится в будущем к свету и жизни”. Исчезновение последних отголосков рыцарства из душ будет равносильно смерти… “Рыцарство, впрочем, еще не умерло совсем. Как бы мы не поступали, в нашем существе остаются еще известные рыцарские начала, которые сохраняют нас от смерти. Французская раса, благодарение Богу, еще любит французское отечество, и, будем говорить только о нашем отечестве, есть еще на свете толпа душ справедливых и сильных, которые относятся со страстным участием ко всему, что слабо и угнетено, которые знают и соблюдают все тонкости чести и предпочли бы смерть вероломству единой лжи. Вот чем мы обязаны рыцарству, таков его завет. В тот день, когда из наших душ будут изглажены эти последние остатки столь великого дела, мы умрем”».

Итак, рыцарство находит еще себе горячих защитников; однако Готье является почитателем только первого периода рыцарства, или, вернее, второго. В первом периоде рыцарь – eques – просто всадник, который должен являться вооруженным на службу сюзерена. Второй период рыцарства может быть назван церковным. Церковь освящает его, сопровождает поступление в рыцари известными религиозными обрядами и налагает на рыцаря обязанность защищать слабых, к числу которых относятся и женщины. Этот период отражается преимущественно в поэмах Королевского цикла и относится к XI веку. Третий период рыцарства характеризуется культом дам, который составляет преобладающий мотив позднейшей поэзии, особенно романов Круглого стола, – этот период уже относится к XII веку. Готье не имеет в виду этого последнего периода; настоящим рыцарством он считает то, которое отразилось в «Песне о Роланде» или поэмах Королевского цикла. Там еще нет культа дам, который выступает так резко в третий период и иногда находится в противоречии не только с феодализмом, но и с христианскими воззрениями и правилами. В этот второй период рыцарь является просто благородным человеком, защитником слабых и угнетенных, и если он является защитником женщины, то не вследствие особого культа ее, а лишь в силу того, что она существо слабое, не умеющее само отстоять свою честь, так что третий период Готье считает эпохой порчи, разложения первоначально чистого героического рыцарского идеала.

Обратимся теперь к самому зарождению, к первым признакам возникновения рыцарства. Обряд посвящения в рыцари обыкновенно связывается с древнегерманским обычаем, приводимым Тацитом: «Они обсуждают всякое общественное и частное дело не иначе, как вооруженные, но ни один гражданин не имеет право носить оружие, пока не будет признан способным к этому. В общественном собрании один из вождей, отец или родственник, украшают юношу щитом и копьем. Это считается у них тогой, одеждой возмужалости; это первая почесть молодости; до этих пор юноша принадлежал семейству, теперь он принадлежит государству» (Germania. Гл. XIII). С этим древним обрядом и связано возникновение рыцарства, по крайней мере внешний обряд посвящения. Многие историки, между прочим и Гизо, давали объяснения этому месту у Тацита, наиболее точное объяснение дано Зомом (Sohm). По его мнению, здесь идет речь не только о признании молодого человека совершеннолетним, но и о некоторого рода эмансипации, освобождении его из-под отеческой власти, известной древнему германскому праву. Достижение совершеннолетия не освобождало еще сына из-под «руки» отца само по себе, не делало его полноправным, для этого требовалось особенное действие – обряд эмансипации, обыкновенно следовавший за совершеннолетием. Обряд мог быть совершаем не только отцом, но по желанию отца и другим, посторонним человеком. В таком случае эмансипации посторонним сына дома предшествовала коммендация, традиция (traditio) со стороны отца, имеющая такое огромное значение в последующем феодальном порядке вещей. При эмансипации посторонним отец изъявлял свою волю не только на эмансипацию, но и на передачу – traditio.

Эмансипация посторонним отличается тем, что она не только устраняет, снимает отеческую власть, но вместе с тем имеет положительное следствие – ставит отпущенного на волю сына в известное личное отношение к тому, кто его отпустил, совершил действие. Какого рода будет это личное отношение – это зависит от договора, условия, заключенного отцом при traditio. Символы, которыми совершался обряд передачи, были различны. Мы встречаем и пострижение, поэтому puer crinitus считается несовершеннолетним, и совершивший над ним обряд пострижения эмансипировал его из-под власти отца и принимал под свою руку.

Поручение, переданное другому: остричь волосы – есть форма усыновления. Так, Карл Мартелл отправил своего сына Пипина к Лиутпранду Лангобардскому, чтобы тот остриг ему волосы и этим обрядом усыновил его.

Кроме того, наложение руки на шею, опоясание мечом тоже имели символическое значение. Наиболее распространенным общегерманским обрядом было вручение оружия как символа самостоятельности. Передача другому оружия для вручения сыну есть форма adoptio (усыновление), а также и форма для основания дружинных отношений. В последующих хрониках является чаще выражение «опоясывать мечом, давать меч – armus virilibus».

Так, в 791 году в Регенсбурге Карл торжественно опоясывает мечом 13-летнего сына своего Людовика (Благочестивого), короля Аквитании. В 838 году Людовик Благочестивый повторил то же самое для 15-летнего сына своего Карла (Лысого); а затем он надел на него корону и объявил королем Нейстрии. Здесь является, впрочем, уже некоторого рода религиозная церемония, оружие благословляется «во имя Отца и Сына и Святого Духа».

Следовательно, вот какое значение имеет этот обычай: он имеет значение освобождения из-под руки отца (manus, mund); тот, кто был до сих пор как сын дома, и в войске, и в суде представлялся отцом, теперь – сам лично получает участие в правах и обязанностях общественного права (ante hoc domus pars videntur, mox rei publicae – Germ., 13).

С этим обрядом несомненно связано и начало рыцарства. В XI веке сделаться рыцарем – значит получить право носить оружие, вступить в среду людей, имеющих это право, и впоследствии, когда является феодальная иерархия, стать в ряды этой иерархии. Само слово «рыцарь» обозначает первоначально низшую ступень феодальной иерархии; рыцарь есть владелец небольшого феодального лена. Из истории феодализма мы знаем, что ленники становятся в различные отношения к своему господину. Одни обязаны ему известным оброком, барщиной, и те, которые остаются в этом положении, спускаются до самых низких ступеней феодальной иерархии.